|
Впереди у меня было полтора часа. Половина урока биологии, потом большая перемена да еще факультатив по истории православия. На него я не ходил. МАМА, ПАПА, ЛЕРКА И Я В начале учебного года, когда объявили, что будут такие занятия, мама Рита нам объяснила: — «Факультативные» это значит «добровольные», но ходить на них надо обязательно, чтобы узнать побольше про историю религии и духовную жизнь. К тому же, нужна наполняемость группы. Надеюсь, ни у кого нет возражений? Я быстренько подумал и поднял руку. Сказал, что у меня есть возражения. — Это почему же, Ермилкин? Ты что, не уважаешь традиции своей страны? Я сказал, что уважаю. Но еще уважаю Конституцию, а в ней есть статья про свободу совести. — Я смотрю, ты стал слишком грамотный, — заявила мама Рита. Я немного разозлился и сказал, что не слишком, а в самый раз… — В самый раз, чтобы я позвонила родителям… — и она повернулась к молодому священнику, который стоял рядом: — Отец Борис, это Клим Ермилкин, он у нас известный «правозащитник»… Священник, похожий на артиста Харатьяна с приклеенной бородкой, смотрел на меня с интересом. А я разозлился сильнее. На Маргариту. Потому что никаким «правозащитником» я не был, наоборот, не любил влезать в споры. Только в прошлом году, один раз, вступился на уроке за безответную Лельку Ермакову, когда на нее начала орать англичанка Венера Аркадьевна. Из-за какой-то несчастной забытой дома тетрадки! Лелька расплакалась, ну я и сказал: «Чего вы на нее, как фельдфебель на плацу…» Что бы-ыло! «Я потребую от родителей принятия самых решительных мер!» Ну, они и приняли. Мама сказала мне, что следует аккуратнее выбирать выражения, а папа (литератор же!) заметил, что нелогично сравнивать особу женского пола с фельдфебелем, который, как известно, мужчина… — Ты должен извиниться. Ну, должен так должен. Трудно, что ли? На следующем уроке я сказал: — Венера Аркадьевна, простите, я был не прав. Нельзя сравнивать женщину с мужчиной-фельдфебелем… — Убирайся! Я отказываюсь с тобой заниматься! Меня перевели в другую группу, к Елене Михайловне, которая ни на кого не орала, потому что работала первый год. И Лельку, кстати, тоже перевели. С той поры мы с ней сидели рядом почти на всех уроках. Но никакой особой симпатии между нами не было, напрасно Натка Белкина хихикала и поглядывала с намеком… Отец Борис подождал, когда мама Рита умолкнет, а мне сказал: — Однако же… Клим Ермилкин… разве ты атеист? Вот я вижу цепочку под галстуком, похоже, что с крестиком… Или я ошибся? — Это крестик. Но откуда вы знаете, что я православный? Может быть, католик или протестант… — М-м… ну и что? Знания все равно не помешают. У всех христиан одно Евангелие и одни заповеди… Я ответил, что Новый завет читал еще в девять лет, а Нагорную проповедь знаю почти наизусть (малость прихвастнул). И что вера должна быть добровольной, а не превращаться в школьные уроки. — Маргарита Дмитриевна, в суждениях Клима есть, кроме отроческой ершистости, некое рациональное зерно, — кротким голосом сообщил отец Борис. |
