Глава 2. Каменный Страж Закона

Упав спиной на гладкий холодный камень, Конан мельком успел подумать, что Алмене следовало бы положить на него ворох сена — тогда он не так грохнулся бы лопатками и затылком… И эту мысль он утащил за собой и в ту круговерть черных и лиловых полос, в то ядро гигантского смерча, подхватившего и завертевшего его, в котором не было уже ничего знакомого, ничего земного.

«Ворох бы сена… не догадалась… не так жестко падать…» — по инерции повторял внутри себя киммериец, в то время как его крутило и несло неизвестно куда. Ни затылку, ни лопаткам давно не было жестко. Более того, глубокая рана, которую он добросовестно нанес себе в самое сердце, совсем его не беспокоила, даже не ощущалась.

«Сена бы… сена… Тьфу ты! — прервал сам себя Конан. — При чем тут сено?! Хотел бы я знать, долго меня будет трясти и кружить, словно плевок в водовороте!»

Постепенно вращение замедлилось. Черные и лиловые полосы стали светлеть. Теперь перед глазами был сплошной серый туман со множеством колеблющихся оттенков, от молочно-белого до густо-темного. Казалось, он попал в слоистую массу клубящихся дождевых туч. Постепенно тучи рассеялись, в сером мареве стали видны очертания земли, неба, невысоких округлых холмов, поросших серой травой. Ступни еще ощутили под собой твердую почву.

Несмотря на обилие туч, в воздухе было очень сухо и душно. Неизбывной тоской веяло от всего этого пейзажа.

Конан потрогал рукой грудь. Он ощутил пальцами края широкой раны, но — странно! — боли не было, даже при ощупывании. Не было и крови. Рана совсем не мешала ему идти. Присмотревшись, киммериец увидел, что унылый пейзаж обитаем — причем довольно плотно. То, что он принял вначале за перекатывающиеся клубы пыли, было на самом деле скопищем людских теней. Мириадами носились они по холмам — поодиночке, парами, группами. В их скольженьях и метаниях не было видно толку или определенной цели.

Некоторые одиночки и группы проносились совсем близко от Конана, и он смог их хорошо рассмотреть. Одни почти не отличались от живых обитателей земли, лишь кожа их имела пепельно-серый оттенок. Это были люди всех возрастов, от младенцев, ползающих на четвереньках, до седовласых старцев и старух. Но больше всего было зрелых мужчин, воинов. Было видно, по какой причине каждый из них очутился здесь: у одного был распорот живот, у другого между лопатками зияла дыра от копья, третий придерживал голову, шея которой, перерезанная взмахом топора, больше не держалась на туловище. Но крови не было, и эти страшные раны досаждали им, по всей видимости, не больше, чем Конану — его смертельный удар. Другие тени были не столь плотны и объемны, в очертаниях их фигур сквозило нечто призрачное. Ни ран, ни телесных повреждений на них заметно не было. И возраста все они были примерно одного и того же: тридцати-тридцати пяти лет. Наконец, еще одна группа теней отличалась своей прозрачностью: сквозь их фигуры можно было рассмотреть линию горизонта, низкое небо, скопления более плотных их собратьев. Определить их возраст было невозможно, равно как и четко рассмотреть черты зыбко колышущихся лиц.

Поразмышляв, Конан решил, что самые прозрачные — это те, кто находится здесь дольше всего. А самые плотные, меньше всего отличающиеся от людей, попали сюда совсем недавно.

Тени проносились мимо, иные с любопытством взглядывали на новичка, другие не обращали на него никакого внимания, Не заговаривал с ним никто. Здесь вообще не разговаривали во весь голос. В воздухе стоял странный шорох, шелест — от шепота тысяч и тысяч бесплотных губ.

Киммериец заметил, что ноги несут его как бы сами собой. Легкий, еле уловимый уклон вел его к центру равнины.