— Попробуем, Бонго, все-таки унести отсюда ноги!

Без особой надежды на успех он двинулся к выходу, но лишь только рука его коснулась засова калитки, как жаркое тело прильнуло к нему сзади и повалило в траву. Бонго, скачущий вокруг двух барахтающихся тел, попробовал оттащить исчадье зубами, но, как и в случае с девочкой, зубы его не причинили ей никакого вреда. Более того, Конан вдруг почувствовал в нескольких местах на ногах резкую боль. Взглянув вниз, он увидел глубокие кровоточащие следы от клыков. Каким-то образом девушка передавала предназначенные ей укусы ему!.. Нет, кашляющий ребенок был всего лишь милым недоразумением по сравнению с ней…

Киммериец велел Бонго оставить исчадье в покое. Сам он тоже прекратил бороться. Лежа в прохладной траве, ощущая на теле отвратительные жадные прикосновения, он попытался припомнить все, что говорил ему об исчадьях многоопытный Шестилик. От них можно избавиться, если не обращать никакого внимания? Это помогло в ситуации с легкомысленным и нетерпеливым ребенком, но упорная и преданная хозяину хищница так легко его не оставит… Исчадья боятся живого огня? Вот это уже ближе! Тем более, что озеро, в котором купается Владыка Стихий, недалеко отсюда. Правда, Шестилик предупреждал, что исчадья ни за что не допустят, чтобы он овладел огнем… Но поскольку других выходов нет, надо попробовать этот!

Конан поднялся с травы. Нагнувшись, он подхватил девушку на руки, крепко прижал к себе и зашагал прочь из сада. Восприняв это как подчинение ее воле и желание продолжить любовные игры в другом месте, девушка удовлетворенно замурлыкала и обхватила его руками за шею так, чтобы ее было удобнее нести. Недоумевающий Бонго тем не менее послушно затрусил следом.

Тело девушки было очень легким, и киммериец, хоть и изрядно вымотавшийся за сутки любовных безумств, Шагал быстро. Но как только он свернул с проезжей Дороги на тропинку, ведущую к озеру, девушка враз потяжелела. Должно быть, она догадалась, куда он идет, и демонстрировала свое несогласие с его решением. Каждый шаг давался Конану все с большим трудом. Сначала ему казалось, что он несет не юную гибкую девушку, но тушу годовалого теленка. Затем — что руки ему оттягивает чугунная статуя. Наконец тяжесть достигла такой величины, словно сам Черный Слепец всей своей массой воплотился в хрупкое тело одного из своих исчадий… Видимо, так оно и было на самом деле. Вряд ли девушка могла изменить вес одними своими силами…

До продолговатого озера, поросшего по берегам пушистым и мягким, как бобровая шерсть, камышом, оставалось не более трехсот шагов, когда киммериец рухнул со своей нечеловеческой ношей на землю.

— Бонго… — с усилием прохрипел он, слабо махнув рукой в сторону нефритовой полоски воды. — Бонго… ты уж попробуй… Иди… Иди, Бонго-Волку не нужно было объяснять — куда и зачем. Спустя мгновение он уже несся по направлению к темно-зеленой спокойной глади.

Конан почти потерял сознание от усталости. Его охватило забытье, которому он был рад: так он не слышал страстного шепота, не чувствовал ненасытных и липких рук, блуждающих по его телу. Он вяло думал о том, что вряд ли Владыка Стихий каждую ночь выходит на берег одного и того же озера, а если это и так, то вряд ли он гуляет и резвится до самого рассвета… а если и гуляет, то мало надежды на то, что Бонго, хищник, извечный враг лошадей, сумеет ему хоть чем-то понравиться… Впрочем, ему было уже все равно. Бесцветный и безвкусный яд апатии по каплям вливался в его душу. Юное исчадье отлично знало свою роль.