Была у Петровича мысль — когда что-то случится, а что-то обязательно случится — он отколется с этими ребятами, и будут они работать вчетвером. Не нужны им ни хитрожопый Огородников, ни красавчик Вандам, ни спесивый, как индюк, Вобла. Оборотни опасны для всех, они ведь тоже хотят уцелеть и просто вынуждены время от времени сдавать то одних, то других.

 И когда с экрана телевизора посыпались страшные новости, когда Петрович увидел, как из его подвала вытаскивают это вонючее собачье дерьмо, когда с искренней болью увидел простреленную голову Афганца, он сразу почувствовал холодный ветерок за спиной, этакий свежий сквознячок. Чутье никогда его не обманывало, и если он попадался, то только потому что пренебрегал этим волчьим нюхом, не верил ему, а когда убеждался в истинности своего предчувствия, было уже поздно.

 На этот раз Петрович решил не рисковать.

 — Линять надо, — сказал он себе.

 Единственное, что ему оставалось сделать в этом городе, это связаться с Жестянщиком и Забоем — договориться о связи, о совместной, как говорится, деятельности.

 Петрович позвонил Жестянщику — тот был на месте. Тот всегда был на месте, поскольку вкалывал все свободное от ночных занятий время, зарабатывая едва ли не больше, чем в банде Огородникова.

 — Здравствуй, дорогой, — сказал Петрович. — Узнаешь?

 — Узнать-то узнал, — сразу заволновался, занервничал Жестянщик. — Телевизор смотришь?

 — Слушай сюда. — Петрович помолчал, подумал. — Твой приятель далеко?

 — Рядом.

 — Заглянули бы...

 — К тебе?

 — Разговор есть.

 — Что-то новенькое? — забеспокоился Жестянщик и Петрович, кажется, даже увидел его в этот момент — руки по локоть в масле, в ржавчине, залысины, редкие волосенки, витающие над загорелым черепом, и рядом, конечно, невозмутимый Забой.

 — Загляните, ребята. Прямо сейчас. Не откладывайте... Я буду ждать.

 И Петрович положил трубку. Он прикинул про себя, что им потребуется полчаса, чтобы отмыться и привести себя в какой-то божеский вид. Потом они заглянут в магазин, купят водки и колбасы... Примерно через час должны быть.

 Жестянщик и Забой пришли через сорок минут. Как и предвидел Петрович, с водкой и колбасой.

 Сели на кухне.

 Забой, с угластым лицом, с выпирающими скулами, с надбровными дугами, молча и сосредоточенно нарезал колбасу, открыл обе бутылки сразу, поставил на стол стаканы. Все это он проделывал не раз, Петрович выпивал только с этими ребятами. И им было лестно, и у него оставалось чувство, что пьянка не зряшная, ребята проникаются благодарностью к нему, приручаются.

 — Будем, — сказал Петрович и первым выпил всю свою дозу, где-то грамм под сто пятьдесят. — Быстро приехали... Как добрались?

 — Частник подбросил.

 — Тогда всем можно пить, — улыбнулся Петрович, показав длинные желтые зубы. — А то я подумал, неужели ребята на своей приедут...

 — Ни фига! — с нервной радостью воскликнул Жестянщик, уловив в этих словах похвалу. — Нас на этом не проведешь!

 Петрович был печален, улыбка у него получалась какая-то вымученная. Поставив локти на стол, он провис так, что плечи его оказались где-то возле ушей. Когда Забой хотел было разлить вторую бутылку, он его остановил.

 — Погоди, малыш, время еще есть.