— Так что делает четвертый бандит?! — восторженным шепотом воскликнул Худолей, увидев, что до Пафнутьева дошли его намеки.

 — Лузгает семечки.

 — Правильно! Он, гнида поганая, семечки жрет. Причем какие, Паша?

 — Полосатые, — расплылся в улыбке Пафнутьев.

 — А его поганая бандитская слюна поддается, Паша, поддается... Чему?

 — Идентификации, — медленно, по складам проговорил Пафнутьев ученое слово.

 — Как приятно иметь дело с умным человеком! — проговорил Худолей и, наклонившись к ступенькам, своей красновато-голубоватой ладошкой сгреб в приготовленный уже пакетик маленькую горку полосатой семенной шелухи.

 — Значит, все-таки он? — прошептал Пафнутьев потрясенно. Предполагал, подозревал, прощупывал, но теперь, когда доказательство было в кармане у эксперта, он все-таки был ошарашен.

 — Будем брать? — решительно спросил Худолей.

 — А знаешь, подождем... Куда он денется? Надо бы выяснить круг общения... А то ведь что получится... Едва возьмем, вся банда мгновенно растворится на бескрайних просторах нашей Родины.

 — Как ты мудр, Паша, как ты мудр! — Худолей потрясенно покачал головой. Я очень тебя уважаю за это. Очень.

* * *

 В комнате был не слишком густой полумрак — плотные шторы гасили сильное закатное солнце, но сквозь щели свет все-таки проникал ив комнате вполне можно было различать все предметы. На журнальном столике стояли початая бутылка водки, два стакана и вспоротый целлофановый пакет с тонко нарезанной, какой-то скользкой ветчиной. Придуманная западными кулинарами герметичная упаковка позволяла годами лежать ей на магазинных прилавках без видимых повреждений. Тут же прямо на столе вразброс лежали куски небрежно нарезанного хлеба.

 По одну сторону от столика в кресле сидел Илья Ильич Огородников, невысокий, лысый, какой-то лоснящийся человек. То ли от жары он лоснился, то ли свойство кожи у него было столь своеобразное. Чем-то он походил на маслину, правда, не был столь черен и аппетитен.

 Во втором кресле, вытянув ноги далеко вперед, расположился Петрович. Устало вздыхая время от времени, он прихлебывал водку из своего стакана. Перед ним в углу комнаты мерцал громадный экран телевизора. Оба они ожидали городских новостей — в уголовной хронике обязательно должны были рассказать, как идет следствие по делу об убийстве пятерых человек этот ночью.

 Подмигивающая и поерзывающая дикторша что-то рассказывала, подергивала плечиками, строила обоим мужикам глазки и всячески давала понять, что оба они могут вполне ей доверять, оба могут рассчитывать на ее внимание и расположение. Но звук был выключен, поэтому Петрович и Огородников лишь молча наблюдали за дикторшей, которая изо всех сил старалась доказать им, что вся она своя в доску.

 — Мызга! — не вытерпел Петрович, отворачиваясь. — Задрыга жизни.

 — Так что сказал Вобла? — спросил Огородников, которому ерзающая девица, видимо, чем-то приглянулась.

 — А что сказал... То и сказал. — Петрович выплеснул в рот водки из стакана и пальцами захватил сразу несколько слипшихся кружочков ветчины. Якобы не все убиты, якобы остался пацаненок.

 — Он что-то видел?

 — Ни фига он не видел! — ответил Петрович. — Что он мог видеть, забившись в спальне под кровать? Все ребята были в масках.