— Сорок.

 — Если бы ты сказал мне, что не взял ничего, — я бы поверил. Так могло быть. Не нашел, изменились обстоятельства, вынужден был открыть пальбу и слинять... Тысяча причин может быть. Но ты взял пакет с долларами. И в нем было восемьдесят тысяч.

 — Сорок.

 — И как ты это объяснишь?

 — Да как угодно! — Петрович устало махнул рукой. — Тоже тысяча способов.

 — Давай хоть один.

 — Переполовинил мужик деньги и спрятал в разных местах. Сейчас их там менты при обыске нашли и взяли себе. Вот и все.

 — Вобла бы знал об этом.

 — А может, он и знает? — усмехнулся Петрович. — Может, он их там и нашел?

 — Я верю Вобле, — твердо сказал Огородников, но проскочила в его словах неуверенность, проскочила, и Петрович ее уловил.

 — Ни фига ты ему не веришь. И правильно делаешь. Ему нельзя верить.

 — А тебе можно? — спросил Огородников.

 — Нужно. Мне нужно, Илья, верить.

 — Хочешь свалить? — прямо спросил Огородников.

 — Включай звук, Илья... Сейчас будут последние известия.

 Новости начались с самого главного — с кровавого события, которое потрясло весь город, — расстрел семьи в самом центре. Огородников и Петрович невольно замолчали и, вжавшись в глубокие кресла, напряженно смотрели на кровавые кадры, которые заполнили экран телевизора. Операторы, прибывшие на место преступления почти одновременно с милицией, засняли все, что оставила после себя банда Петровича, — залитый кровью пол, трупы от прихожей до спальни. И самое страшное, что было в квартире, — плавающий в ванне труп девушки со вспоротым животом.

 — Господи, а это зачем? — простонал Огородников.

 — Так уж получилось, Илья, так уж получилось... Мы ведь вообще не планировали никого убивать...

 — Это она узнала Афганца? — спросил Огородников, указывая на залитую кровью ванну.

 — Она.

 — Афганец с ней и расправился?

 — Да.

 — Так что теперь его некому узнать? — спросил Огородников, не отрывая взгляда от экрана телевизора.

 — Некому, Илья, совершенно некому.

 Но дальнейшие кадры передачи заставили обоих замолчать. Крупно, на весь экран, появился нож Афганца, и надо же — в экранном увеличении явственно вспыхнули даты, которые о многом могли сказать знающему человеку. Да и сама форма ножа наводила на размышление. Да еще и диктор, сославшись на мнение эксперта, высказал предположение, что нож афганский, что принадлежал он человеку, который наверняка побывал в Афганистане, а тех, которые были там в эти вот годы, в городе две-три сотни и перебрать их одного за другим не такая уж и сложная задача.

 — Мать твою! — охнул, как от удара, Огородников. — А говоришь, некому узнать!

 — Вобла о ноже ничего не сказал, — слукавил Петрович, вспомнив вдруг, что о ноже говорил сам Афганец в ту же ночь. Но возвращаться было уже нельзя, и он, Петрович, поступил правильно, удержав Афганца от безрассудного шага.