|
– А, слезы высохли! – хохочу я. – Злись, злюка, злись, за злыдню держись! Но и это не рассмешило его. – Повтори! Ну-ка повтори! Я ни от чего не отступился! Ты лжешь, подлец! Он в совершенном исступлении. – Ваша «Вега», сударь, это совершенная туфта! И ваше китайское платье, и ваш гавот, и ваш вынюхивающий нос! Вы такой же лама, как я папа римский!.. Да… да… да! Вы обыкновенный жулик! И вы не провели меня своей путаницей, путаник! Поищите поглупее себя! Я нанес ему болезненный удар. Глаза у него помертвели. Попал в жулики! – Вы гибнете, молодой человек! Вы гибнете! Такое поношение! Я стараюсь слушать вас, но вы мелете такой вздор! У вас больное тело. Вас могли бы извинить ваши увечья, но и дух ваш совершенно нездоров! Только недуг гнездится еще глубже: у вас сердце неправильное! Я так и подскочил: – Ах, неправильное? Неправильное? Возьмите назад свои слова, иначе я за себя не отвечаю! Вот этим горшком запущу вам в рожу! Я не я буду, если не трахну его по башке ночным судном! – Жалкий трус!.. Тыловая крыса!.. Очковтиратель!.. Он метнулся к напольным часам и схватил их, готовясь защищаться: – Только попробуй!.. Он держал часы над собой на вытянутых руках… Двадцать минут четвертого… Сейчас швырнет… Я быстро уклонился. Трах! Прямо в зеркало. Брызнул дождь мелких осколков. Он стоял, повесив руки, и ухмылялся. – Ах, ты, гадина! Я бросился на него и схватил за горло. – Сволочь! Сволочь! Ты мне за все заплатишь!.. Он истошно орал, я стискивал ему глотку. Он ревел белугой. Я придавил его коленями, он вскидывался, подбрасывая меня. – Ори, ори, гад ползучий! Все равно никого в доме нет! В дверь постучали, окликнули: – Please!.. Please!.. Вирджиния!.. Она вошла, одетая в пеньюар. – Вот, взгляните! – подозвал я ее. Мне нечего было добавить. На того, кого я подмял под себя, страшно было смотреть. Ударами локтя здоровой руки я окончательно разбил ему лицо: подсохшие кровоподтеки под глазами полопались, потекла кровь, залила весь ковер. Мы обтирали ему лицо салфетками. Четыре часа утра… Вирджиния спустилась в буфетную сварить нам кофе. Состен стонал, его рвало: я здорово намял ему живот, а у меня все кружилась и кружилась голова: хватил он меня по ней. Наконец мы улеглись в постели. Когда Вирджиния поднялась к нам из кухни, я попросил у нее прощения. Он сказала в сердцах: – Sleep! Sleep! You are no good! Хотел пожать руку Состену, но он уже храпел спал мертвецким сном. Думаю, он здорово на меня обиделся. О полковнике ни слуху ни духу. Полковник не возвращался – факт непреложный. Минул день, другой… Глухо… Разговоров о нем избегали, неудобно было при Вирджинии… Наверное, она тревожилась – ведь он был ее дядей, единственным родственником. Хоть и мерзкий субъект, а все же какая-то опора… Я заглядывал в «Миррор» и «Дейли Мейл», главным образом в раздел «Личное»… Ни единого намека… Событие из ряда вон выходящее. Слугам ничего не было известно. Похоже, нечто подобное случалось с ним и раньше… так же внезапно пропадал из дома. В последний раз – в 1908 году… Дворецкий Шрим припомнил, что в 1905 году он тоже внезапно исчез, не известив ни его, ни кого бы то ни было, и пропадал целых два месяца. Взял и испарился!.. Так никогда и не узнали, что за причина была и что он делал в городе. Вернулся однажды вечером, весь в грязи, обовшивевший, в изорванных брюках… Шрим лично укладывал его в постель. Полковник отсыпался целых три дня, а затем, как ни в чем не бывало, вернулся к заведенному укладу жизни. Никто не задавал ему вопросов… Вероятно, и сейчас произошло нечто подобное. |
