Было четыре часа.

К этому времени у старушки Белье, с полчаса промучившейся от непонятного недомогания, начались приступы сильной рвоты, к которой вскоре прибавились страшные колики, стеснение в груди и жжение под ложечкой.

Состояние бедной женщины показалось ее дочери столь тяжелым, что та, всерьез испугавшись, послала в Этамп за фельдшером. Врач, который обычно лечил эту семью, отсутствовал, и вместо него приехал гражданин Кане. Выслушав бессвязный рассказ, озадаченный лекарь не знал, какое заключение вынести, и постепенно начал склоняться к мысли об отравлении.

Он спросил у вдовы Лемэр, не принимала ли ее мать каких-нибудь снадобий сомнительного происхождения, но той даже в голову не пришло рассказать ему о лекарствах мнимого врача.

Как это часто бывает в подобных случаях, вдова Лемэр, совершенно потеряв голову от испуга, сама отвела подозрения фельдшера, хотя больную можно было спасти, если бы лекарь знал о посещении шарлатана и о том, что госпожа Белье принимала его микстуру.

Озадаченный гражданин Кане поставил диагноз — колики miserere. Он заявил, что состояние больной чрезвычайно тяжелое, и, желая снять с себя ответственность, сообщил, что необходимо присутствие семейного врача, которого пообещал прислать в течение ночи.

Вдова Лемэр умоляла сказать ей правду. Врач не счел необходимым скрывать, что находит состояние ее матери безнадежным, поскольку miserere или ileus обычно заканчиваются смертельным исходом.

Услыхав ужасную новость, вдова Лемэр тотчас же велела своему лучшему конюху Луи Миньону скакать в Фенвиль и предупредить брата Клода, земледельца из коммуны Бруи. Несмотря на поздний час, Миньон выехал немедленно, проскакал галопом три лье и прибыл в Фенвиль к десяти часам.

Узнав, что мать при смерти, Клод Белье, вернувшийся из Эзервиля незадолго до наступления сумерек, в свою очередь, поспешил отправить гонца к брату Этьену. От Фенвиля до Эзервиля также было три лье. К полуночи посланник вернулся с Этьеном Белье, пребывавшим в полном отчаянии.

Спустя полчаса Этьен, Клод и конюх Луи Миньон, пустив коней крупной рысью, покинули Фенвиль, направляясь в Меспюи кратчайшей проселочной дорогой. В Меспюи они пришпорили лошадей и двинулись по дороге, ведущей в Малерб и Этамп. Дорога, шедшая то вверх, то вниз, пролегала через места, пользовавшиеся дурной славой. По обеим сторонам тянулись поросшие лесом песчаные овраги — идеальное место для засады. Но путники преодолели их беспрепятственно.

В два часа утра они прибыли на ферму, оглашаемую отчаянными стенаниями племянниц и племянников, детей вдовы Лемэр. Братья застали агонию своей любимой матушки и, упав на колени у постели несчастной женщины, разразились глухими, душераздирающими рыданиями. Увидев сыновей, умирающая улыбнулась светлой улыбкой и, подняв глаза к небу, пожала грубые руки Этьена и Клода и прошептала:

— Слава Всемогущему Господу! Я еще хоть раз смогу посмотреть на вас.

ГЛАВА 6

Агония вдовы Белье была ужасной. В восемь утра несчастная женщина испустила дух, и при этом наблюдались все симптомы ужасной и беспощадной болезни, которую врач определил как miserere.

Итак, месть началась. Главарю поджигателей никак не удавалось добраться до братьев Белье, которых он приговорил к смерти за то, что те осмелились сопротивляться. Наконец Фэнфэн сумел хитростью завлечь Клода и Этьена в уединенное место, где никто уже не мог им помочь. Там негодяй и рассчитывал учинить над ними расправу.

Было ясно, что оба фермера ни за что не покинули бы густонаселенные деревушки, где чувствовали себя в безопасности, но бандит умело сыграл на священных сыновних чувствах. Что значит осторожность, если умирает мать!

Для Этьена и Клода начались тягостные хлопоты, связанные с похоронами, — скорбный пролог к вечной разлуке: объявление о смерти в мэрии, распоряжения о похоронах, совершавшихся в те времена только в гражданском порядке, поскольку отправление религиозных культов все еще находилось под запретом, надо было приглашать родственников, принимать посетителей, пришедших выразить соболезнования.