Эх, если бы я заполучил все сто с чем-то тысяч ливров, доверенных этим милейшим человеком черт знает кому! Я бы скупил полкантона, у меня наконец-то было бы большое состояние, вложенное в недвижимость, — мечта того, кто желает надежно поместить деньги.

Я пытал огнем всех, кто хоть как-то знал Монвиля, и ничего не нашел. Но наполовину сгоревший список, найденный три года назад в Готе у фермера Фуше, внушает мне уверенность, что сумма эта существует, что она была оставлена старым Монвилем какому-то надежному человеку.

При этих словах Главарь взял из папки старый пожелтевший и измятый лист бумаги с обожженными краями, на котором виднелись строки, в некоторых местах поврежденные огнем.

Он пробежал глазами документ, который был уже им сто раз читан и перечитан, и продолжал, с трудом сдерживая злобу:

— Вот отчет о продаже имущества на сумму в сто пятнадцать с половиной ливров наличными. Состояние де Монвиля сейчас стоит больше миллиона! А эта бумага, словно ребус, не поддается расшифровке.

«…помещенные в… вместе с моим отважным и… который подписывает все три экземпляра расписки в получении…

Одна из них остается мне… вторая отдается во владение Жана Луи Фуше… третья передана в руки…

Когда настанут лучшие времена, я надеюсь… доверенные в расчете на преданность…

Подписано: Франсуа Жан, виконт де Монвиль.

Подписано…»

И он продолжал с возрастающей злобой:

— Подписано? Кем?! Сто тысяч чертей! Это, наконец, приводит меня в отчаяние! Что это за имя, какого имени не хватает, какое имя сожжено?

Машинально его взгляд перенесся на список доносов, полученный от местных подручных. Документ содержал всевозможные сведения, касающиеся зажиточных граждан округа.

В начале списка стояло имя, написанное крупными буквами: Фуссе Никола, шестидесяти шести лет, старый богатей, фермер из Мийуарда, коммуна Пуни, кантон Оржер. Мийуард прежде принадлежал виконту де Монвилю, продавшему его Фуссе.

— Тысяча чертей! — воскликнул Главарь, внезапно прерывая чтение. — А что, если как раз этот старый скряга и поставил свою подпись под бумагой, найденной у Жана Луи Фуше, в Готе, в самом начале поисков! А я этого не понял! Я, который не должен ничего упускать из виду! Фуссе! А я-то не знал имени давнего держателя земель де Монвиля, единственного, кто избежал общего «поджаривания»! Никаких сомнений! Тайное предчувствие говорит мне, что он и есть хранитель тех самых ста пятнадцати тысяч ливров.

Да! Черт возьми, скоро я это выясню!

Приняв это решение, Фэнфэн тщательно изучил досье Фуссе, по возможности точно составил себе представление о его финансовом положении и доходах с фермы, а затем принял решение действовать без промедления.

Сгорая от нетерпения покончить с этим, он упрекал себя в том, что пять долгих недель бездействия, прошедших после страшной бойни в Гранж-Сен-Пер, потеряны напрасно. Пять недель, в течение которых, поглощенный своей любовью, в надежде преодолеть холодность Валентины, он каждый день отправлялся в Ружмон, позабыв обо всем на свете, порою даже не вспоминая, что является главарем банды, и всерьез считая себя дворянином, добивающимся расположения девушки своего круга!

В тот же день он отослал Толстяка Нормандца к Пиголе с предупреждением, что через неделю оборванцам, в этот момент находившимся на «болотах», следовало собраться в лесу Армуа.

По приказанию Толстяка Нормандца, Соня из Сермеза, Тинтин Грязный Нос, Анри Врун, Патуйа Розетка, Франсуа Матрос и Мишель Меревильский, которые целыми днями пьянствовали в подземелье, разъехались предупредить верных людей, живших в округе. Оповещенные этими усердными гонцами сообщники из Ашера, Питивье, Рамулю, Малерба, Сермеза, Буасе и Эпре не позднее следующего дня должны были известить приходивших к ним на постой разбойников, а те, предчувствуя новый поход, не преминули примчаться на встречу.