И просыпался в ледяном липком поту, отбрасывал одеяло, поглаживал грудь, из которой выпрыгивало сердце.

– Что ты, Вася? – беспокоилась разбуженная жена. Она ещё могла спать! Дура. Раньше надо было беспокоиться.

Когда Леночка собиралась на дискотеку, кудахтала: «Ах наркотики, ах разврат, ах поздно!» Ну и докудахталась: у Леночки нет друзей-ровесников. Из дома в школу, из школы домой. Лучшие друзья – фортепиано, книжки да телевизор.

В ресторане Шурик громогласно объявил, что сейчас подадут коллекционное вино 1956 года, что ли, с Цимлянских виноградников.

Официант, под крики гостей, вынес и продемонстрировал горизонтально уложенные в деревянных подставках, седые от пыли бутылки. А Василию Лукичу с бутылки под нос упал комочек волос. Он сидел и думал, что официант-жулик договорился с Шуриком. На задворках кухни напудрили, натрясли на бутылки из пылесосного мешка сора и пыли. И всё, всё ложь и фальшивка: и вино, и Шурик, и свадьба эта, и Леночкина любовь.

Этим и запомнилось: мусором из пылесоса, пятном на туго обтянутом животе жены и неопрятными присохшими точками туши в уголках её глаз.

Дескать, кого выбирала девушка, кого хотела видеть зятем её мать? Молодого здорового юношу: в кармане вошь на аркане, с голой задницей – или старого мудрого вождя, у которого и шкуры, и мамонт, и тёплое место у очага? Конечно, богатого старика! С этих времён-де и повелось…» Василий Лукич плевался.

Ладно, с богатством было бы хоть дико, но объяснимо: артисты-знаменитости, золото – бриллианты, яхты, острова.

А то снимают с Шуриком апартаменты. Звучит пышно – а на деле малюсенькая студия. Своя квартира у Шурика есть, и не одна. Но в них живут его дети. Только законных у него пятеро, остальных, рассыпанных по стране, никто не считал. Леночка, Леночка, в какую же грязь ты окунула мать с отцом. Да с головой, да в дерьмо.

Вот чему научил телевизор. Леночка любила его смотреть, забравшись с ногами на диванчик, зябко укрывшись пушистым пледом.

Однажды вместе смотрели документальный фильм про знаменитого режиссёра. Тоже, павлин, бросил старую жену, детей, ушёл к молодой посикушке. Нет бы, пристыдили: мол, предатель, подлец, на передок слаб. А то: «Нашёл мужество не цепляться за прошлое». О как исхитрились, вывернули! С ног на голову поставили, чёрное белым объявили.

Вот раньше фильмы были, одни названия в трепет вгоняли. «Вечный зов» – каково, а? «Угрюм-река», «Тени исчезают в полдень». Глыбы!

Ну и советские: «Дни Журбиных», «Мачеха», «Доживём до понедельника». Что нынче, ляп-тяп, на дурашные, дармовые, дурные деньги стряпали киношники? В лучшем случае, «Доползём до понедельника». Эх, какую страну просрали!

Василий Лукич возмущённо ёрзал, откидывался в своём стареньком продавленном кресле. Что творится! На одном канале горько повествуют, как в чеченскую войну женщина выкупила тело сына, чтобы по-человечески похоронить. А у тела головы нет, отрезана!

Как эта женщина по крохам, по грошику собирала деньги, чтобы выторговать голову сына… А рядом, кнопку переключи, гоношатся мордатые большеротые девки. Страусиные ноги, лошадиные лица, козлиные голоса. Ржут, жрут, неутомимо совокупляются. Тьфу!

Вот как же это рядышком, по соседству-то в телевизоре уживается? На глазах шла ожесточённая борьба: зла с добром, души с плотью, Тьмы со Светом, Бога с Дьяволом. Дьявол уверенно побеждал.

Василий Лукич сокрушённо ворочался в кресле. Потревоженная кошка спрыгивала с колен, укоризненно взглядывала на хозяина. Взгляд женский, загадочный, порочный. Похотливый. И эта туда же… Брысь, пшла вон!

И снова на экране крупным планом – туго обтянутые мясистые ляжки, ягодицы…

Рядом на диване пил пиво Шурик.