Мне приходится зажать нос и рот подолом рубахи. Не столько чтобы приглушить отвратительную вонь, сколько чтобы не сблевать от увиденного — обведенных мелом контуров двух тел с огромными полузатертыми пятнами крови на тех местах, где должны быть животы. Для полноты ощущений — тяжелый запах крови, запах грязного белья, гниющей пищи, травки, скисшего пива и дешевых женских духов. В комнате все перевернуто вверх дном. На полу материки одежды — носков, футболок, юбок, колготок, женских трусиков, джинсов; островки — лекарств, шприцев, цилиндриков губной помады, тампонов; высыхающие озерца — свернувшейся крови.

Вот тебе и Лас-Вегас, Тецуо… Вот тебе и город, в котором никому на фиг не нужны часы. С приездом, братан…

Судя по всему, это случилось не так давно. Я, конечно, не специалист, но вряд ли с момента смерти парочки прошло больше пяти часов. А то и меньше… Кто-то побывал здесь, опередив меня совсем ненамного; кто-то ловко поорудовал ножом и сделал наконец то, что никак не удавалось самому Тецуо; кто-то перевернул вверх дном комнату. Кто этот «кто-то», что он искал и зачем убил веселую семью Куроки? Количество версий стремится к бесконечности.

У человека в складках тканей, выстилающих пищевод, желудок, кишечник, имеется комплекс нервных клеток. Этот центр, который называют «вторым мозгом», управляет деятельностью внутренних органов. Причем действует автономно, независимо от башки. Как и головной, этот мозг имеет те же клетки, ответственные за иммунитет, такую же защиту, те же серотонин, допамин, глютамат, те же белки-нейропептиды. Короче, самый настоящий, пусть и примитивный мозг болтается у нас в кишках. Лично я называю его жабой.

Так вот эта жаба пихает меня холодной лапой в поджелудочную железу, дергает за слепую кишку, лупит по моей селезенке. «Эй, — квакает она, — раскрой глаза, кретин! Не спи! Мы с тобой оказались по уши в дерьме. Давай думай, как ты вытащишь нас оттуда!» Она считает, что это убийство непосредственно связано с моим недавним визитом к Тецуо и с его обещанием за деньги рассказать мне то, чего рассказывать он был не должен. Что и говорить, серотонин, допамин и глютамат пошли жабе на пользу. Очень сообразительная жаба. И у меня нет особых причин ей не верить.

С трудом сдерживая бешеные приступы тошноты, я начинаю рыться в разбросанных по полу вещах. Я хочу найти хоть какой-нибудь намек на то, что знал Тецуо и не успел мне рассказать. Наверняка убийца уже нашел и забрал с собой или уничтожил все намеки — так говорит здравый смысл. Но жаба пихает меня ледяной лапой и говорит: ищи! В данной ситуации я считаю ее мнение приоритетным. Стараясь не вляпаться в пятна крови, я ворошу кучки несвежего белья, компакт-дисков, коробочек с таблетками; разбрасываю в стороны мягкие игрушки и упаковки презервативов, пинаю ногами комиксы и кассеты с порнофильмами, фотоальбомы и флакончики туалетной воды, роюсь в мятых бумажках и использованных одноразовых стаканчиках, пивных банках, коробках из-под пиццы и бенто, салфетках… Словом, произвожу раскопки.

Я думаю, что если собрать весь мусор, который остается после человека, а рядом сложить все, что он сотворил — первая куча окажется несоизмеримо больше второй. Вопрос: не в этом ли наше предназначение — создавать мусор? На что мы еще годимся? Ведь и все сотворенное со временем превратится в мусор. В чем тогда подвох? Не правы ли те тупоголовые потребители, которые мусорят без всяких рефлексий? И не самые ли большие лицемеры или дураки те, кто рассуждают о созидательном начале человека?

Глядя на результаты жизни Куроки Тецуо и его супруги Кейко, я вновь начинаю мечтать о глобальной катастрофе. После нее на Земле будет гораздо чище.

Мысли обрываются внезапно, я замираю, не отрывая взгляда от маленькой потрепанной записной книжечки на пружинке.