|
Как я уже сказал, лангедокские мятежники находятся в моих руках. – Он замолчал, как бы давая ей возможность полностью понять смысл этих слов, и затем продолжил: – Если я освобожу его, мадемуазель, если я помогу убежать ему из тюрьмы, подкупив ночью стражников и взяв с него клятву, что он немедленно покинет Францию и никогда не выдаст меня, я сам буду виновен в государственной измене. Вы должны понимать, мадемуазель, что при этом я рискую своей головой. В его словах был скрытый смысл – тонкий, едва уловимый намек на то, что его можно подкупить, и тоща он сделает все это. – Я понимаю, сударь, – ответила она, тяжело дыша, – я понимаю, что прошу от вас слишком многого. – Слишком многого, мадемуазель, – быстро ответил он. Он говорил теперь каким то приглушенным и странно дрожащим голосом. – Но все, о чем ваши губы могут попросить меня, и все, что находится в пределах человеческих возможностей, не может быть слишком многим для меня! – Что вы имеете в виду? – ее голос дрогнул. Догадалась ли она, как догадывался я, даже не видя его лица, что за этим последует? Меня затошнило от омерзения. Я сжал кулаки и невероятным усилием заставил себя сдержаться для того, чтобы выяснить, насколько верно мое предположение. – Около двух месяцев назад, – сказал он, – я был в Лаведане, как вы, вероятно, помните. Я увидел вас, мадемуазель, хотя наша встреча была короткой, и с тех пор я не видел ничего и никого, кроме вас. – Его голос стал еще тише, его слова были полны страсти. Она тоже почувствовала это – скрип стула сообщил мне о том, что она встала. – Не сейчас, сударь, не сейчас! – воскликнула она. – Сейчас не время. Умоляю вас, подумайте о моем горе. – Я думаю, мадемуазель, и я уважаю вашу скорбь и всем своим сердцем, поверьте мне, разделяю ее. Однако сейчас как раз подходящее время, и, если вы думаете об интересах этого человека, вы выслушаете меня до конца. Несмотря на весь этот повелительный тон, в его голосе звучала странная нотка уважения – искреннего или притворного. – Если вы страдаете, мадемуазель, поверьте, я тоже страдаю, и если тем, что я говорю, я заставляю вас страдать еще больше, умоляю вас, подумайте, как ваши слова, как сама причина вашего появления здесь заставляют страдать меня. Вам известно, мадемуазель, что такое муки ревности? Вы можете себе их представить? Если – да, то вы также можете представить, какую боль я испытал, когда вы признались мне, что любите этого Лесперона, когда вы просили спасти ему жизнь. Мадемуазель, я люблю вас, всем сердцем и душой люблю вас. Мне кажется, я полюбил вас с первой минуты нашей встречи в Лаведане, и нет такой опасности, которой бы я испугался, и нет такого риска, на который бы я не пошел, ради того, чтобы завоевать ваше сердце. – Сударь, умоляю вас… – Выслушайте меня, мадемуазель! – вскричал он. И затем, более тихим голосом продолжал: – Сейчас вы любите этого господина де Лесперона… – Я всегда буду любить его! Всегда, сударь! – Подождите, подождите, подождите! – воскликнул он, раздраженный ее вмешательством. – Если бы он остался жив и вы вышли бы за него замуж и постоянно находились бы в его обществе, тогда, я не сомневаюсь, ваша любовь продолжалась бы. Но если он умрет или его вышлют и вы никогда больше не увидите его, вы какое то время будете скорбеть о нем, но вскоре, – helas, так всегда случается – время успокоит сначала ваши страдания, а потом и ваше сердце. – Никогда, сударь… о, никогда! – Я старше вас, дитя мое, я знаю. |
