Майкл приоткрыл заднее окно, впустив в трейлер приятный запах скошенной травы. До него доносились голоса детей – они что‑то говорили козлику по‑ирландски – и щебет птиц в кроне дуба.

Если бы Киллиан решил сегодня срезать путь, проехав на велосипеде через поле, он, конечно, заметил бы открытое окно и насторожился, но поле после дождя раскисло, и Киллиан поехал обычной дорогой.

Киллиану нравилась его работа. Развозить письма по деревушкам Южного Кембриджшира было все равно что вернуться в пятидесятые с пожелтевших фотографий. Его предшественник по службе, вероятно, был каким‑то гениальным тунеядцем, невесть каким образом убедившим королевскую почту, что ему требуется семь часов на то, что вообще‑то можно было сделать за три, причем прыгая на одной ноге.

Киллиан запомнил своих клиентов, а они запомнили его. А главное, они его признали. Киллиан в ответ старался всегда учитывать их предпочтения.

Одолев треть пути, Киллиан остановился выпить в «Пикереле» кружку эля «Грин Кинг». Заведение это работало, уже лет пятьсот, обслуживая работяг вроде Киллиана.

После посещения паба ноша показалась совсем легкой, и Киллиан останавливался поболтать с каждым встречным и поперечным. Сегодня ему довелось коротенько рассказать о цементе, колониальной Симле и голландском джазе и выслушать весьма непатриотичный анекдот про лорда Нельсона, который мог застать Наполеона врасплох, если бы не оплошал на Ниле.

Киллиан чувствовал себя прекрасно. Вкатив велосипед в лагерь, он кивнул соседу. Семья Коагов только недавно прибыла из Донегола, и они были единственными, кто говорил по‑ирландски.

– Добрый день, Имонн, – обратился к Киллиану мистер Коаг на чистейшем гаэлике, умолчав, однако, о незнакомце, забредшем в лагерь некоторое время назад.

– И вам того же, Шеймас! – ответил Киллиан и отправился дальше.

Вообще говоря, ему не нравилось имя Имонн, которым пришлось назваться, когда он попал на паром, идущий в Англию. Да теперь поздно что‑то менять.

Имя Киллиан, как, впрочем, и свое настоящее имя, ему придется, увы, забыть навсегда. Ольстерские легавые объявили его в пожизненный розыск, и, как он слышал, сам Майкл Форсайт назначил награду за его голову.

Он прислонил велосипед к трейлеру и пригладил бороду. В профсоюзе работников связи всеми правдами и неправдами пытались добиться для Киллиана разрешения носить бороду – к вящему неудовольствию начальства.

Коза Молли нервно поглядывала на хозяина, словно хотела что‑то от него скрыть.

– Если я обнаружу, что ты объела мою морковь, тебе не поздоровится, – пригрозил Киллиан.

Молли заблеяла и помотала головой, отвечая на слова хозяина.

Киллиан вставил ключ в замок.

Майкл как раз дочитывал книжку, когда услышал голос Киллиана. Он взял пистолет и осторожно снял с предохранителя.

Киллиан вошел в трейлер, заметил Майкла и весь напружинился, готовясь бежать.

Майкл медленно, будто гипнотизируя, покачал головой:

– Заходи. Закрой дверь и присядь.

Киллиан послушно закрыл дверь и присел в углу на шаткий раскладной стул.

«Неужели я умру на этом чертовом стуле?» – пронеслось у него в голове.

– Я быстро с тобой управлюсь, – пообещал Майкл. – Моргнуть не успеешь.

По‑прежнему держа Киллиана под прицелом, Майкл дочитал рассказ о новобрачных.

Покачал головой.

– Ох и ах… – произнес Майкл.

– Какой рассказ? – спросил Киллиан.

– «Хорошо ловится рыбка‑бананка».

– Да, – согласился Киллиан.

Майкл перелистнул книгу.

– Итак, почему ты?

– Почему я? Почему я явился лично? – переспросил Майкл.