Изменить размер шрифта - +
В этом ничего не значащем мире мысли калечат. Этот мир – с другой стороны зеркала. Здесь тени лежат непривычно, не действуют земные законы физики, и он смотрит на самого себя…

Есть еще одно отличие: ни одна из этих мыслей не облечена в слова английского языка. Он мыслит на шельте.

Встает на колени.

Откашливается, сплевывает кровь.

– Ты допустил только одну ошибку, выродок. Тебе нужно было убить меня. – Эту фразу он произносит на языке саксов.

Кое‑как выбирается из ванной и становится на кафельный пол. Глаза по‑прежнему залеплены изолентой, а руки скованы пластиковыми наручниками за спиной.

Он знает, что надо делать.

Подходит к раковине, наклоняется к ней и зубами хватает ручку на дверце шкафчика. Открывает, ныряет в него с головой, вываливает содержимое на пол. Убедившись, что в шкафчике пусто, ложится на пол и тыкается лицом в разбросанные предметы: баллончик с пеной для бритья, безопасную бритву, мыло… Наконец находит то, что искал – швейный набор из «Фермонта». Усаживается к нему спиной, нащупывает коробочку, сдвигает крышку, встряхивает. Берет иголку большим и указательным пальцами, перехватывает поудобнее и просовывает в зубцы наручников. Аккуратно проталкивает вглубь.

Не торопясь, осторожно.

Вот так.

Отлично.

Используя иголку как рычаг, большим пальцем стягивает одно кольцо наручника сантиметр за сантиметром.

Не дай бог иголка сломается и останется внутри…

Не сломается. Он не раз проделывал такое.

Отец научил его и других ребят, как избавиться от наручников, взламывать замки, отключать сигнализацию с помощью подручных средств.

В его время пластиковых наручников не было, но при должном терпении их секрет можно раскрыть за полтора часа: вставляешь рычаг в зубцы, немного терпения… так… и они спадают.

Четверть дюйма… полдюйма… дюйм… полтора дюйма…

Вращает кистью до тех пор, пока руки не становятся свободными.

Встает, срывает изоленту с глаз, бежит в спальню звонить Шону.

Звонок… еще звонок… еще… и еще один.

– Да?

– Мэри, соедини меня с Шоном, срочно, слышишь!

– А кто его спрашивает?

– Соединяй, я тебе говорю!

Пауза.

– Алло?

– Он добрался до меня. Русский парень. Избил и связал. Теперь он едет в Баллимену, пытать родителей Рейчел.

– Что?! Черт побери… Ох… Ну что ж, это все равно бесполезно. Они же не знают, где она. Наемники Тома могли прослушивать телефон, перехватывать их электронную почту, следить за ними. Потому она правильно сделала, что затерялась. Не стоит…

– Послушай меня… – перебил Киллиан. – Она посылала своему отцу открытки на адрес КОБ, этой чертовой бычьей ложи в Баллимене. Я нашел письмо от него в одном медвежьем углу в Донеголе, где она жила. Потом она съехала оттуда, перебралась в другое место, но отцу известен ее новый адрес, и мой преследователь знает об этом. Он их разыщет – кровь из носа, – убьет, но выведает, где она.

– Мать твою!.. Но как же он тебя высчитал?!

– Не знаю! Он преследовал меня. Этот спец наверняка из форсайтовской группы. Какой‑то русский маньяк‑садист. И хорошо еще, что он мне только ребра переломал, спасибо ему, мог бы и убить. Говорил же я тебе, что‑то в этом деле мне не нравится…

– Твою мать!

– Который час? Не знаю, сколько провалялся без сознания.

– Полтретьего, – ответил Шон.

– Недолго. Кого мы знаем в Баллимене? Кого‑нибудь из фракции боевиков…

– Роки Макглинн, старый боевик из «Борцов за свободу Ольстера». Думаю, это как раз по его части, – сообщил Шон.

Быстрый переход