Колебалось пламя массивных свечей в тёмных бронзовых подсвечниках, развешанных по стенам. Все присутствовавшие здесь, независимо от возраста, были в штатском. Люди говорили на разных языках: английском, французском, немецком. В немецкой речи Кейда слышала чужие акценты и чуждый лад. И замечала также, как эти господа замолкали при её приближении, как мгновенно менялись тон и строй разговоров, менялись их лица. Впрочем, продолжалось это недолго, через минуту–другую все мило улыбались, многие как бы порывались к ней подойти, поцеловать руку. Но — не подходили, а лишь наклоняли голову, почтительно застывали. И Кейда, видя такое замешательство, скоро ушла бы отсюда, но от какой–то группы отделился мужчина, подал ей руку и повёл к одному из каминов, где были стол и кресла. Тотчас же, словно из под земли, возникли официанты, появились кофе, шоколад, конфеты.

К камину подходили другие мужчины, целовали руку Кейде, располагались в креслах, но держались как бы отстраненно, не мешая тому, кто привёл сюда Кейду, общаться с дамой.

Разговор шёл светский, далёкий от войны и политики. Но если кто–то её на эти темы наталкивал, говорила чётко и резко: «Успехи русских временны, Фюрер принесёт нам Победу». Никто ей не возражал, но по сверкавшей в глазах иронии, по интонации голосов она понимала: веру в победу они не разделяют, и вообще тут нет надёжных друзей Гитлера.

Она заметила ещё одну примечательную особенность собиравшегося здесь общества: гости замка хотя и не носили форму, но в отношениях между ними строго соблюдалась субординация; есть старшие и младшие офицеры, есть генералы и даже маршал. Вот этот–то маршал и привёл её сюда к камину. Её вниманием завладел мужчина лет сорока, синеглазый, с белыми, как у женщины–блондинки волосами. Он назвался Робертом.

Сидя напротив Кейды, подбрасывая дрова в камин, Роберт робел и смущался и никак не мог найти верного тона для беседы. Кейда это чувствовала, видела, но не торопилась бросать ему спасательный круг. Она знала силу своей красоты, — в ней заключена главная тайна природы, которая, одарив этой силой женщину, не дала мужчине надёжного средства к сопротивлению. Она была неотразимой. И понимала: эффект её обаяния почти сокрушителен.

Вот и сейчас: кружок, центром которого был Роберт, находился в почтительном отдалении от других и, судя по всему, состоял из очень важных персон и будто демонстрировал какую–то свою, особенную спесь. Но стоило появиться Кейде, и кружок распался, то есть формально он ещё существовал физически, но весь как–то обмяк, потерял чёткие очертания, точно из него выпустили воздух. Разговоры оборвались, все повернулись к ней, а центр их сообщества, вот этот самый блондин, подался ей навстречу, и вот он уже весь поглощён её свечением, и сам озабочен единственно тем, как бы произвести выгодное впечатление.

Кто же он? Почему другие мужчины, — стоящие там, у другого камина, и возле окон, и особенно эти, сидящие здесь, за одним с ними столом, — испытывают перед ним робость, боятся сделать лишнее движение?

Наконец, где Ацер? Его нет, но Кейда чутьём улавливала его незримое близкое присутствие. Понимала, что здесь, в этом мрачном зале, происходят встречи важных людей, не во всём подвластных общему настроению немцев и занятых каким–то своим, очень важным делом, тайну которого они никому не откроют. Скорее чутьём, чем разумом она постепенно осознавала, что где–то рядом вершатся дела, имеющие отношение к войне, хотя и напрямую с ней не связанные. Всё чаще она слышала слова «русские учёные», «атомное оружие», «ракеты», «деньги», «банки».