|
Наместник пылящей бомбой пролетал через длинные анфилады комнат, ударами ноги расшибая перед собой половинки дверей, врывался в свой кабинет, щелкал замок, и во дворце наступала непривычная тишина. Караганова наместник вызывал к себе, давая ему незначительные поручения. Иногда поручения были настолько интимного свойства, что Андрей даже боялся сделаться под конец официальной сводней. Михаил Николаевич был мужчина еще в соку - ему одной жены не хватало. Здоровье, сильно подорванное во время "сидения", возвращалось к Караганову неохотно. Он часто смотрел на себя в зеркало: впалые щеки с бледной синевою, в больших влажных глазах лихорадочный блеск, а на утонченном от страданий носу ноздри сделались выпуклее, нехорошо раздутые, что ему самому казалось весьма неприятным. По вечерам Андрей отворял окно в парк и садился в качалку перед звездным квадратом неба. Парк медленно оживал. Мелькали в темноте зарослей платья фрейлин и служанок. Трещали заборы под натиском неосторожных любовников. Карабанов сморел на чужие шашни из окна адъютантских покоев спокойно и равнодушно - как мудрый, все изведавший старец, нисколько не волнуясь, совсем без зависти. Сейчас его тревожило другое - почти гамлетовское: - Быть или не быть? Если быть, то почему же до сих пор молчит наместник? Я же не могу сам навязывать ему свои желания... Ватнин появился вдруг совсем некстати. Однако Андрей обрадовался его приходу. - А-а, есаул, борода ты моя разлюбезная! Здравствуй, Назар Минаевич, здравствуй, золотко мое... Они трижды облобызались, крепко обнявшись, постояли молча, вспоминая тяжкое былое. Потом сотник ласково отпихнул поручика от себя: - Приехал я вот, посоветоваться нам надобно. Они стояли возле калитки, у входа в парк. - Так пройдем, - предложил Карабанов. - Не-е, - замотал бородой Ватнин, - не обучен я ступать в такие палаты... - А ты плюнь. Здесь только вшей нету, а живут грязнее, чем в казармах игдырских. Я-то уж присмотрелся... Он провел его в свои комнаты, угостил сотника вином. - Ну, рассказывай, что случилось? - Некрасова, - ответил есаул, отворачиваясь, - под арест взяли. Штоквица как-то на вокзале встретил. Говорит, что посадят академика нашего... Карабанов поплотнее прихлопнул дверь. - Жаль! - сказал поручик, и ему действительно было сейчас очень и очень жаль этого умного, хорошего человека. - А только ведь, есаул... Ну чем я могу тут помочь? - Да можешь ведь, - с мольбою посмотрел на него Ватнин. - Чем? - Про то не знаю. А можешь... - Как? - При особе ведь состоишь. Любой живчик с аксельбантами посильней генерала будет. Карабанов подлил сотнику вина: - Я знаю... меня дважды предупредили. Еще там... в Баязете. Сначала Штоквиц, потом этот прыщавый, Латышев... И не надо было ему соваться в политику! Как жили люди сто и двести лет назад, так и будут жить. Словами да пулями ни черта тут не исправишь. - Бог с ним, с народом, - отозвался Ватнин печально. - Не моего ума дело о народе судить. А вот Юрий-то Тимофеич - человек правильный. Ему помочь подобно бы! А?.. Карабанов молчал. - Не молчи, - попросил есаул. |
