|
.. В смысле, Известия... Юлька была права. А у меня в ответ было только одно-единственное оправдание: свои личные отношения с Волошиным я никогда не переносила в статьи. И в данном случае я являлась для самой же себя самым жестоким цензором. Мне приходилось применять по отношению к Волошину свое давнишнее хитрое журналистское ноу-хау: Когда пишешь о том, кто тебе симпатичен, мочи его в два раза сильнее. А поскольку он тебе все-таки симпатичен, то в результате как раз и получится объективно. Короче, традиционный ушат гадостей со страниц газеты про себя и про своего президента Волошин получал на свою бороду... ой, простите, голову, как только у меня выдавалась такая возможность. Дареному Гусю в зубы не смотрят. В мае 2001-го газета Stringer опубликовала распечатки прослушки кремлевского телефона Волошина. Там, в частности, была подборка звонков на волошинский день рожденья: нескончаемый поток страждущих, спешащих засвидетельствовать кремлевскому главе свое нижайшее почтение: журналисты (в том числе и несколько корреспондентов кремлевского пула), главные редактора и, конечно же, чиновники и независимые социологи и политологи (выпрашивавшие повышения финансирования). Комизм усугублялся еще и тем, что в большинстве случаев волошинская секретарша (явно по его распоряжению) не соединяла поклонников с ним, а остроумно врала, что его нет и не будет. *** Прочитав распечатки, политически озабоченные граждане принялись спорить, кто же посмел, а главное - кто смог прослушать, по сути, главное должностное лицо в стране после президента. Это - черная метка, которую послала Волошину новая политическая команда, связанная со спецслужбами - таково было консолидированное мнение московской политической тусовки. Меня же, признаюсь, больше тревожил другой аспект этой истории. Какое счастье, - сразу пронеслось у меня в голове, - что я НЕ ЗНАЛА, когда у Волошина день рожденья. Потому что даже если бы я, безо всякого чинопочитания, просто по-приятельски решила позвонить и поздравить его, то автоматически встала бы в ту же паскудную очередь. Вот был бы позор... Я стала в ужасе прокручивать в памяти все свои телефонные беседы с Волошиным. У меня просто все холодело внутри, когда я зримо представляла себе опубликованными на газетной полосе все эти выбранные места из переписки с друзьями. Чего стоила, скажем, одна наша фирменная приветственная прибаутка... - Александр Стальич, как дела, чего вы там делаете? - спрашивала я по телефону. - Как это чего делаем? Свободную прессу душим, ты же знаешь! - шутил он. - А-а, ну ладно, тогда я за прессу спокойна. Она - в надежных руках, - поддерживала я игру. А ведь если они сумели прослушать его телефон, - рассуждала я дальше, - то что им могло помешать поставить жучок и у него в кабинете?! От этой мысли мне вообще делалось дурно. Я представляла себе, как эффектно смотрелись бы на газетной полосе, например, регулярные придирки главы администрации президента Волошина к прическе независимой журналистки Трегубовой. - Слушай, опять ты этот мелкий баран себе на голове устроила! - сетовал при встрече кремлевский консерватор. - Тебе гораздо лучше с пучком! Оппозиционный журналист Трегубова в ответ строжилась не меньше. Например, когда Волошин, перед выездом в аэропорт для встречи президента, заболтавшись со мной у себя в кабинете, пролил кофе на рубашку. - Ничего. И так сойдет. Галстуком прикрою - и ладно... Он не заметит... - пофигистски заявил мне глава администрации. Но я в принудительном порядке отправила его застирывать рубашку: - Вы что, с ума сошли?! Это же - президентский протокол! Я совершенно не хочу, чтоб вас из-за меня из Кремля уволили! Но еще более пикантно смотрелся бы в прослушке наш шутливый договор: - Сразу же, как только меня уволят из Кремля, пойдем праздновать это событие в какой-нибудь хороший ресторан. |
