|
*** С идентификацией начальства в Известиях у меня как-то сразу не задалось. На первой же летучке я случайно оговорилась и обратилась к главному редактору по имени его гораздо более известного в то время брата - аналитика Евгения Кожокина: - Можно один вопрос, Женя? - М-можно, - слегка заикаясь от смущения, ответил Кожокин. - Только я не Ж-женя, а М-миша. А однажды я столкнулась при входе в служебный подъезд Известий с их бывшим главным редактором, Василием Захарько, которого Потанин разжаловал в заместители Кожокина. Думала я в этот момент, как всегда, - о своем, о девичьем. В смысле, о Кремле. И так крепко, видно, думала, что когда со мной вдруг поздоровался Захарько, я приняла его (из-за легкого внешнего сходства) за президентского референта Андрея Вавру. - Ой, здравствуйте! А что это вы тут у нас делаете? - живо поинтересовалась я у Захарько, думая, что это Вавра. Бедный Захарько, которого тогда мучили совсем другие мысли - о личных карьерных неприятностях, просто опешил: - Что это вы имеете в виду, Лена? Я вот на работу иду... - Как?! А что это вы у нас в редакции собираетесь делать? - изумилась я до крайности, продолжая думать, что беседую с кремлевским чиновником. Тут уж несчастный Захарько просто совсем сник, явно решив, что я знаю о его дальнейшей карьерной судьбе что-то такое, чего ему самому еще не сообщили. К счастью, я быстро начала задавать ему (как Вавре) какие-то вопросы о Кремле, и он, с огромным вздохом облегчения, представился: - Лена, да вы меня просто не узнали! Я - Захарько. Вы меня, наверное, за кого-то другого приняли? - Ой, простите... - смутилась я. - Лучше вам даже и не знать, за кого я вас приняла... Впрочем, новый главный редактор этой газеты со славными традициями, в свою очередь, наоборот, отнесся ко мне очень тепло и сразу же по достоинству оценил мой журналистский дар. - Я хочу вам предложить соавторство, - заявил мне Кожокин. - Дело в том, что мне всегда очень хотелось писать, но Бог таланта не дал. А у вас, Леночка, это как-то так лихо получается! Вот я и хочу вам предложить писать статьи вместе: мысли - мои, а талант - ваш... Я, разумеется, сообщила, что у меня и своих мыслей хватает. Оказалось, это был не правильный ответ в известинской викторине. С тех пор мои собственные статьи все реже и реже стали публиковать на полосах этой уважаемой газеты. Я жила в Известиях (именно жила, а не работала) на правах пенсионера: получала зарплату, имела отдельный кабинет, пользовалась компьютером и Интернетом. И чем меньше я рвалась писать статьи, тем с большей симпатией там все ко мне относились. Потому что время тогда было смутное, руководство газеты никак не могло понять, кто же в конечном итоге победит в битве титанов - Примаков или Кремль, а заметки мои могли, чего доброго, подпортить отношения и с тем, и с другим. А так: нет статей - нет проблем. Чтобы хоть как-то побороть депрессию, возникавшую каждый раз, когда не давали публиковаться, я запиралась у себя в кабинете и часами бродила по Интернету: бывало, то в музей Metropolitan зайдешь на любимого Одилона Редона полюбоваться, то в Rijksmuseum - с Вермеером поздороваться. Так, глядишь, рабочий день и заканчивался. *** В один прекрасный вечер ностальгическое путешествие во времена, по которым я вовсе и не ностальгировала, было изящно дополнено еще одним происшествием. Мы с моей подругой, московским театральным режиссером Ольгой Субботиной, зашли выпить чайку в кондитерскую Делифранс. |
