|
Мы с моей подругой, московским театральным режиссером Ольгой Субботиной, зашли выпить чайку в кондитерскую Делифранс. Сидели и болтали за столиком. Не поверите - не о Кремле, а о мужчинах. Хотя и о кремлевских. Вдруг у Ольги вытянулось лицо, она пригнулась ко мне и зашептала: - Леночка, какой ужас: у тебя там за спиной, за соседним столиком, сидит какой-то мужик - он сейчас достал какой-то микрофончик, включил и начал нас записывать... Я, разумеется, не поверила и оглянулась. Метрах в десяти от нас действительно сидел какой-то молодой человек, который, как только поймал мой взгляд, принялся считать ворон на потолке. Рядом с ним на полу стояла увесистая полураскрытая спортивная сумка, из которой действительно торчал какой-то приборчик, напоминающий микрофон. - Ольк, я, конечно, не знаю, как должны выглядеть гэбэшные прослушивающие устройства. Но как мне ни жаль тебя разочаровывать, я уверена, что в любом случае - они не могут выглядеть такими огромными бандурами, которые надо ставить в сумке на пол! - рассмеялась я. Но еще минут двадцать, которые мы продолжали разговаривать, мужчина за соседним столиком подозрительным образом ничего себе не заказывал. Оставаясь спиной к нему, я тем не менее узнавала обо всех его телодвижениях от Ольги, которая мельком за ним подглядывала, а потом, чтобы он не услышал, писала мне депеши на обрывках бумаги. Субботину было чрезвычайно трудно заподозрить в паранойе: даже в театральной тусовке она знаменита своей сугубо витальной психикой, и к тому же - абсолютно не интересуется политикой. Мы собирались уже уходить, но мне вдруг все-таки захотелось повеселиться. - А давай мы, Субботина, сейчас с тобой проверим - паранойя у тебя или нет... - предложила я и, встав таким образом, чтобы нашему странному соседу были видны мои руки, начала планомерно, на мелкие кусочки рвать наши с Ольгой записки. А потом засунула все обрывки в пепельницу. И как только мы отошли от столика метров на пятьдесят, мужик вскочил, бросился к нашему столику и принялся выуживать из грязной пепельницы все эти бумажки. Бедная Ольга, вместе со всей ее витальной психикой, была в шоке. Я откачивала ее еще полвечера. Едва выйдя на улицу, я немедленно позвонила одному своему кремлевскому приятелю, описала симптомы болезни и в недоумении спросила совета: - Что это за бред?! Если кому-то действительно захотелось вдруг меня подслушивать, я не понимаю, зачем это делать настолько явно, чуть ли не демонстративно?! - Дурочка! Не чуть ли не демонстративно, а именно демонстративно. Это типичный прием, когда тебя хотят напугать, - успокоил меня кремлевский чиновник. *** Но в результате напугали-то не меня, а бедную Ольгу. В самом гадком настроении мы отправились в гости к нашему однокласснику, актеру Артему Смоле - потому что Смола по остроумию и легкости даст фору даже своему духовному отцу - комику мистеру Бину, и уж точно должен был как ветром сдуть с нас тяжкие раздумья о судьбах нашей Родины. Но когда мы вошли в квартиру, наш легкий и остроумный Смола бегал по кухне в тяжких клубах коноплевого дыма и в состоянии крайнего возбуждения кричал о необходимости немедленного введения в стране Currency board. Сидевший напротив него другой мой школьный друг - поэт и книжный критик из Независимой газеты - Ex Libris Александр Вознесенский - наоборот, мрачно догонялся пятой рюмкой чая и почему-то - очевидно, именно из-за разноскоростной направленности употребляемых духоподъемных средств - был категорически против этой самой board. |
