Предаваясь этим мыслям, Коннор проводит в спальне немало времени, не замечая его течения, и когда он наконец вспоминает, что собирался де­лать, и смотрит по сторонам, замечает, что остал­ся один — все уже ушли обедать. Поднявшись с койки, чтобы последовать за ними, он вдруг оста­навливается как вкопанный, поняв, что за две­рью кто-то прячется. И этот кто-то — Роланд.

— Тебя не должно здесь быть, — говорит ему Коннор.

— Не должно, — соглашается Роланд, — но бла­годаря тебе я здесь.

— Я не об этом. Если поймают в этом корпусе, тебе не поздоровится. Могут отправить под нож раньше времени.

— Приятно, что ты обо мне заботишься.

Коннор направляется к двери, но Роланд загораживает ему путь.

Впервые в жизни Коннор замечает, что, не­смотря на то что телосложение у них разное, ростом он Роланду не уступает, хотя ему всегда казалось, что здоровяк нависает над ним, как гора. Роланд, как ему кажется, снова прячет в рукаве какое-то оружие, но отступать некуда, нужно как-то пройти мимо него.

— Если у тебя ко мне дело, говори, — обраща­ется к нему Коннор. — Если нет, дай пройти, я иду обедать.

На лице Роланда выражается такая злоба, что все соседи Коннора, вся спальня, навер­ное, испугались бы, если бы не ушли.

— У меня было много возможностей убить те­бя. Жаль, что я этого не сделал, глядишь, не си­дел бы здесь.

— Вообще-то это ты сдал нас в больнице, — на­поминает ему Коннор. — Если бы ты этого не сделал, нас бы здесь не было. Вернулись бы на Кладбище и были бы в безопасности!

— Да на какое еще Кладбище? Там же ничего не осталось. Ты запер меня в этой чертовой клетке, а они все там уничтожили! Ты им по­зволил это сделать, а мог бы остановить! Я бы их остановил, но ты мне не дал!

— Если бы ты там был, они бы нашли спо­соб добраться до Адмирала. Ты бы сам его и убил. Черт, да ты бы и его помощников убил, если бы они не были к тому времени уже мертвы!

По зловещему молчанию, которым встреча­ет это заявление Роланд, Коннор понимает, что зашел слишком далеко.

— Что ж, если я всех убиваю, надо заняться любимым делом и не терять зря время, — гово­рит Роланд, замахиваясь.

Коннор поднимает руку, чтобы блокиро­вать удар, потом еще один, но вскоре он уже не просто защищается: драться приходится все­рьез. Коннор, подобно противнику, поддается обуявшему его гневу. В душе просыпается зна­комое звериное чувство, его собственный вну­тренний убийца. Оба восполняют то, чего им не хватало еще с тех времен, когда они сидели в ангаре. Это та самая драка, которая не произошла, когда Роланд зажал Рису в туалете. Они бьются не на жизнь, а на смерть, утоляя ненависть, горевшую в сердцах обоих с давних времен.

Противники не жалеют друг друга, стара­ются при каждой удобной возможности уда­рить врага об стену или спинку кровати. Кон­нор понимает, что такой драки в его жизни еще не было, и хотя Роланд не вооружен, ему это и не нужно, потому что он силен, как мед­ведь.

Коннор защищается, как может, но силы постепенно покидают его, и Роланд начинает одолевать. Схватив его за горло, он вновь и вновь бьет его об стену.

— Ты меня называешь убийцей, но из нас дво­их преступник здесь ты! — кричит Роланд. — Я не брал заложников! Я не стрелял в поли­цейских. И я никогда никого не убивал! До этого дня!

Он сжимает пальцы, окончательно лишая Коннора возможности дышать. Отбиваться становится все труднее, потому что мускулам не хватает кислорода. Грудь лихорадочно взды­мается, он силится сделать вдох, а зрение тем временем постепенно меркнет, и сквозь пеле­ну, заволакивающую глаза, он уже почти не раз­личает даже искаженное гримасой ярости ли­цо Роланда.