В какой-то момент, когда процессия уже практически исчезла, перевалив через гребень холма, у Коннора появляется чувство, что лицо одного из участников шествия ему знакомо, но решает, что это лишь игра воображения.

54. Лев

Но это не игра воображения. Коннор не ошиб­ся: Леви Иедидия Калдер действительно нахо­дится среди почетных гостей лагеря «Хэппи Джек» и снова носит белое жертвенное одея­ние. Он не видел Коннора на волейбольной площадке, потому что «ангелам» на, «трудных» даже смотреть строго воспрещено. Да и зачем им это нужно? С самого рождения им твердят, что они принадлежат к другой касте и вся их жизнь подчинена высшей цели.

На лице Льва все еще заметны следы сол­нечных ожогов, но волосы аккуратно подстри­жены, как это было, когда он жил дома, и мане­ры снова стали изысканными. По крайней ме­ре, внешне.

Ему предстоит отправиться на разборку че­рез тринадцать дней.

55. Риса

Риса играет на крыше Лавки мясника, и звуки музыки слышны на всех площадках, где занима­ются различными видами спорта не менее ты­сячи человек, ожидающих очереди пойти под нож. Счастье, которое испытывает Риса от то­го, что ее пальцы вновь касаются клавиш, мож­но сравнить лишь с ужасом, пронизывающим ее, когда она думает о том, что происходит под ногами. Находясь на крыше, Риса видит, как тех, кому пришло время отправляться под нож, ведут в Лавку по дорожке, выложенной темно-красной керамической плиткой. Жители лаге­ря между собой называют ее «красной ковро­вой дорожкой». На каждого идущего по дорож­ке приходится по двое охранников. Они идут по обе стороны от подопечного, держа его под руки — достаточно крепко, чтобы бедняга не мог вырваться, но не так сильно, чтобы на пле­чах остались синяки.

Видеть это невыносимо, но Долтон и дру­гие музыканты продолжают спокойно играть, словно ничего из ряда вон выходящего не про­исходит.

— Да как вы можете играть, видя это? — спра­шивает Риса во время перерыва. — Как вы мо­жете спокойно наблюдать день за днем, как лю­ди входят в Лавку и никто из них не возвраща­ется назад?

— Ты привыкнешь, — говорит барабанщик, делая глоток из бутылки с водой. — Вот уви­дишь.

— Я никогда к этому не привыкну! Это невоз­можно!

Риса думает о Конноре. У него, в отличие от нее, нет возможности получить отсрочку. Даже если бы он и умел делать что-нибудь та­кое, что требуется администрации, они бы все равно не позволили ему это делать.

— Мы здесь играем и становимся соучастника­ми преступления!

— Послушай, — говорит ей Долтон с раздра­жением. — Здесь у всех одна задача — выжить. Каждый делает для этого все, что может. Мы — играем музыку. Тебя отправили в ор­кестр, потому что ты пианистка, и играешь ты хорошо. Нельзя разбрасываться такими вещами. Или ты привыкнешь к тому, что по ковровой дорожке каждый день идут люди, или сама окажешься на ней, и нам придется играть для тебя.

Риса принимает это к сведению, но сми­риться еще не значит полюбить.

— Именно это случилось с тем, кто играл на клавишах до меня? — спрашивает Риса.

Судя по всему, говорить на эту тему никто не хочет. Музыканты переглядываются, слов­но спрашивая друг друга, кто будет отвечать. В конце концов слово берет вокалист.

— Джеку вот-вот должно было исполниться восемнадцать, — говорит он, с беспечным ви­дом отбрасывая волосы на одну сторону, слов­но то, о чем он ведет речь, — незначительное, пустяковое происшествие. — Его забрали за не­делю до дня рождения.

— Не повезло ему, — подхватывает барабан­щик, постукивая палочками по ободу одного из барабанов.