— Коннор, хлопай!

— Что?

— Хлопай! Ну же, давай!

Коннор быстро кивает, показывая, что идея ему понятна, поднимает руки над головой и начинает хлопать — сначала медленно, а по­том все быстрее и громче. Риса присоединяет­ся к нему, теперь они оба аплодируют, как на концерте любимой группы.

Ученик, шедший за ними по пятам, роняет сумку и останавливается как вкопанный, с ужа­сом глядя на них.

— Хлопки! — визжит он.

Паника начинается немедленно, разраста­ется и через пару секунд превращается во все­общее столпотворение. Все начинают метать­ся, как крысы на пожаре.

— Хлопки! Хлопки! — кричат испуганные школьники, разбегаясь в разные стороны. Все носятся как угорелые, но куда бежать, не знает никто, ясно только, что чем дальше от школы, тем лучше.

Риса и Коннор продолжают хлопать, стара­ясь наделать как можно больше шума. От звонких ударов краснеют ладони, но эффект достигнут — ослепленная ужасом толпа несется бог знает куда под звук сирены пожарного авто­мобиля, напоминающий трубный глас, возве­щающий о наступлении конца света. Ни Льва, ни полицейских не видно — всеобщая суматоха накрыла их.

Риса и Коннор прекращают хлопать и бро­саются в водоворот мечущихся тел, как вдруг сзади появляется Ханна, несущая на вытяну­тых руках ребенка. Ее план вывезти ребят в безопасное место не осуществился, и она переда­ет малыша Рисе.

— На Флеминг-стрит есть антикварный мага­зин, — говорит она. — Спросите Соню. Она по­может.

— Мы не террористы, — только и успевает ска­зать ей Риса.

— Я знаю, — перебивает ее мисс Стейнберг. — Удачи.

Времени благодарить учительницу и про­щаться нет. Через секунду поток обезумевших людей разделяет их. Риса спотыкается и пони­мает, что толпа вынесла ее на улицу.

Водители останавливают автомобили и с ужасом взирают на орды объятых ужасом де­тей, пытающихся спастись от террористов, но не знающих, где именно они находятся и куда нужно бежать. Ребенок, которого Риса крепко прижимает к себе, плачет, но его голос не слы­шен за ревом и визгом сотен глоток. Через се­кунду Риса и Коннор оказываются на другой стороне улицы и продолжают бежать дальше в окружении до смерти перепуганных детей.

18. Лев

Трудно придумать лучшую аллегорию одиноче­ства: Лев Калдер, распростертый под ногами обезумевшей толпы.

— Риса! Коннор! Помогите! — кричит он.

Не нужно было звать их по именам, но ду­мать надо было раньше, ничего уже не испра­вишь. Они убежали, как только услышали его голос. Они не стали его ждать. Знают, что он сделал, и ненавидят его за это. А теперь все бе­гут прямо по нему, как будто никакого Льва нет на свете. Вот кто-то наступил ему на руку, а по­том чей-то ботинок оказался прямо на груди, а его владелец еще и использовал тело Льва как трамплин для ускорения.

Хлопки. Они кричат об атаке террористов, а все потому, что он нажал эту дурацкую крас­ную кнопку.

Нужно догнать Рису и Коннора, объяснить­ся с ними, сказать, что он виноват перед ними, что он жалеет о своем решении выдать их. Ведь это он поднял тревогу, чтобы дать им убе­жать. Может, если он расскажет об этом, они поймут. Ведь они его единственные друзья. Других нет. Впрочем, Коннора и Рисы уже то­же нет. Он сам все испортил.

В конце концов толпа редеет, и Льву удает­ся подняться на ноги. Джинсы разорваны на колене. Во рту привкус крови, — наверное, он прикусил язык. Он оглядывается, пытаясь по­нять, что происходит. Большая часть ребят уже на улице, некоторые побежали еще даль­ше. В школьном дворе остались только те, до кого новости дошли слишком поздно, и те, ко­му было просто лень убегать.