— Не стой здесь, — советует Льву пробегаю­щий мимо парень. — Хлопки засели на крыше!

— Нет, — возражает ему другой, — я слышал, они в столовой.

Вокруг расхаживают растерянные поли­цейские, изо всех сил делая вид, что понима­ют, что происходит и куда нужно идти. На са­мом деле они бесцельно бродят из стороны в сторону, не в силах бороться с укоренившейся привычкой постоянно совершать какие-то действия.

Коннора и Рисы нигде нет. Они бросили его.

Лев понимает, что оставаться во дворе опасно. Если он не уйдет с теми, кто еще здесь, полицейские рано или поздно обратят на него внимание.

Он убегает, чувствуя себя абсолютно беспо­мощным. Подкидыш, оставленный на крыль­це, и тот чувствует себя увереннее. Лев даже не знает, кого винить за то, что случилось с ним. Пастора Дэна, давшего ему волю? Самого себя за то, что предал двоих ребят, своих единствен­ных друзей? Может быть, Бога за то, что нис­послал на его долю такое тяжкое испытание? Ты можешь стать кем угодно, сказал пастор. Но сейчас, Лев это чувствует, он — никто. Он уже не Леви Иедидиа Калдер, такого мальчика на свете больше нет. Осознание этой горькой ис­тины и есть одиночество в чистом, незамут­ненном виде, без примесей.

19. Коннор

Антикварный магазин, в который ребята при­шли по совету Ханны, расположен в старой ча­сти города. На улице растут большие деревья. Прямо над дорогой их ветви сплетаются са­мым причудливым образом и растут под таки­ми углами, каких никогда не увидишь в дикой природе. Всему виной вмешательство челове­ка — ветви просто вынуждены уступать дорогу грузовикам с высоким кузовом, часто проезжа­ющим по улице.

Мостовая засыпана желтыми и красными осенними листьями, но и на ветвях их еще не­мало — не все деревья готовы сдаться по перво­му требованию осени, и над дорогой, как и ле­том, висит призрачный шатер, защищающий прохожих от дождя и солнца.

Малышка сделалась совсем безутешной, ры­дает без конца. Коннору ужасно хочется посе­товать на непрекращающийся плач, но он вы­нужден держать жалобы при себе — ведь если бы не он, никакого ребенка с ними не было бы.

Народа на улице немного, но прохожие по­падаются нередко. По большей части старше­классники, болтающиеся по округе без особого дела и, вероятно, рассказывающие всем желаю­щим жуткую историю сегодняшней террорис­тической атаки Хлопков-камикадзе на школу.

— Я слышал, это анархисты.

— А я слышал, что сектанты.

— А мне говорили, что они делают это просто так, без особой цели.

Кстати, Хлопки считаются такими опасны­ми именно потому, что никто не знает, за что они, собственно, выступают.

— Хорошая тебя мысль посетила, — хвалит Коннор Рису по пути к антикварному магази­ну. — В смысле Хлопками прикинуться. Я бы ни­когда не додумался до такого.

— Ну, ты же додумался вырубить того инспек­тора в лесу при помощи его же собственного пистолета.

Вспомнив этот героический эпизод, Кон­нор улыбается.

— Я действую инстинктивно, а ты обдуманно. Мы друг друга прекрасно дополняем.

— Да уж. Правда, без Льва нас стало меньше.

Услышав имя мальчика, Коннор чувствует новый приступ гнева. Потирая руку, он пони­мает, что она еще не зажила в том месте, где в нее впился зубами Лев, но это сущие пустяки по сравнению с тем, что он сделал сегодня.

— Ладно, давай забудем его. Он больше не с нами. Мы вышли сухими из воды, так что его стукачество повредит только ему самому. Те­перь его отправят на разборку, как он и хотел, а значит, мы его больше не увидим.

И все-таки Коннор испытывает жалость. Он рискнул жизнью, чтобы спасти Льва, сде­лал, что мог, но успеха не добился. Если бы я обладал даром убеждения, думает мальчик, ска­зал бы ему что-то такое, что заставило бы Льва встать на их сторону.