Изменить размер шрифта - +
В конце концов он решает сказать то, что обычно говорит в таких ситуациях:

— Клевые носки у тебя, брат.

Роланд, видимо, с шуткой знаком, потому что сразу изучать свои ноги не бросается. Он ждет, пока Коннор отвернется. Однако нежела­ние выглядеть дурнем в разных носках берет верх, и парень украдкой смотрит вниз. Коннор улыбается: маленькая победа тоже победа.

Хайден определенно человек-загадка. Кон­нор даже не может понять, действительно ли ему все время смешно или он считает, что улыбка — лучшее оружие человека, попавшего в ситуацию слишком тяжелую и нестандарт­ную, чтобы с ней смириться. Раньше Коннору не нравились чопорные маменькины сынки из богатых семей, но в Хайдене есть что-то очень располагающее, так что не любить его невозможно.

Коннор присаживается рядом с ним. Маль­чик исподтишка оглядывается и, видя, что Ро­ланд удалился за стеллаж, шепотом говорит:

— Хорошая уловка с носками. Ты не против, если я ей тоже буду пользоваться?

— Да ради бога, — пожимает плечами Коннор. Хайден выуживает из банки кусок ветчины и предлагает его Коннору.

Несмотря на то что ему совершенно не хо­чется есть, Коннор принимает предложенную еду, хоть и думает, что в банке вместо мяса мо­жет быть что угодно. Да и Хайден взял ее не по­тому, что ему так нравится «Спам».

Вдвоем они быстро приканчивают банку, и к концу трапезы между ними устанавливается атмосфера взаимопонимания. Поделившись консервами, Хайден недвусмысленно показал, на чьей он стороне.

— Вы хотели ребенка? — спрашивает он. Коннор отвечает не сразу. Поразмыслив, он приходит к выводу, что правда — наилучший фундамент для дружбы, пусть даже и предпола­гаемой.

— Это не мой ребенок.

Хайден понимающе кивает.

— Это здорово, что ты с ней встречаешься, хоть ребенок и не от тебя.

— Он и не ее тоже.

Хайден улыбается. Он не спрашивает, отку­да они взяли малыша: вероятно, версия, приду­манная им самим, устраивает его наилучшим образом и он не хочет знать никаких подроб­ностей.

— Не говори Роланду, — предупреждаем он. — Он с вами так любезен только потому, что се­мья — одно из немногих понятий, достойных, по его мнению, уважения.

Коннор смотрит на Хайдена и не может по­нять, шутит он или говорит всерьез. Наверное, этого никто не знает, думает он.

Хайден дожевывает последний кусок ветчи­ны, заглядывает в банку и вздыхает.

— Я превратился в Морлока, — говорит он.

— А это еще кто?

— Люди-лягушки, живущие под землей и не выносящие солнечного света. Обычно их изо­бражают одетыми в дурацкие костюмы из зеле­ной резины. К сожалению, мы все в них пре­вратились. Только вот костюмов у нас нет.

Коннор окидывает взглядом полки с консервами. Прислушавшись, он различает тихую, как комариный писк, музыку — Роланд слушает плейер, предположительно украденный им на­верху, в торговом зале.

— Давно ты знаешь Роланда?

— На три дня дольше, чем тебя, — отвечает Хайден. — На всякий случай предупреждаю — вижу, что ты человек горячий, — Роланд будет вести себя нормально, пока уверен, что он на­чальник. Если ты не будешь покушаться на эту роль, мы останемся большой, дружной, счаст­ливой семьей.

— А что, если я начну покушаться?

Хайден бросает консервную банку в корзи­ну с мусором, стоящую в паре метров от него.

— Я тебе не рассказал еще кое-что о Морлоках. Они каннибалы.

 

***

 

Ночью Коннор никак не может уснуть. Он не привык сидеть взаперти, да еще и в компа­нии с Роландом, поэтому расслабиться не мо­жет: засыпает, но через несколько минут про­сыпается. В задней комнате он спать не мо­жет — для двоих места слишком мало, и им бы пришлось лежать, тесно прижавшись друг к другу.

Быстрый переход