— А что будет с письмом? Вы его по почте по­шлете?

— Ты напиши и не задавай лишних вопросов, — говорит старушка, ставя на конторку рядом с бумагой и конвертом небольшой коло­кольчик. — Время есть, не торопись. Когда за­кончишь, позвони.

Не говоря больше ни слова, Соня выходит из комнаты, оставив Коннора в одиночестве.

Предложение старушки озадачило мальчи­ка и даже немного испугало. Есть такие облас­ти души, в которые он и сам не хотел бы забираться. Сначала он решает написать Арианне. Это проще всего. В конце концов, она была ему небезразлична. Никогда ни с какой другой де­вушкой он не был так близок. За исключением Рисы, конечно. Но Риса не в счет. То, что про­исходит между ним и Рисой, отношениями не назовешь. Они похожи на двух утопающих, держащихся за одну и ту же соломинку.

Написав три строчки, Коннор комкает лист — писать Арианне бессмысленно. Как бы он ни пытался отрицать очевидное, но напи­сать стоит только родителям.

Взяв чистый лист, он начинает новое пись­мо. «Дорогие папа и мама...» — пишет Коннор и надолго останавливается.

Только через пять минут ему удается при­думать вторую строчку, но, преодолев этот барьер, Коннор неожиданно чувствует, что его как будто прорвало — слова хлынули на бумагу мощным потоком. Он лихорадочно пишет и удивляется тому, в какие неожидан­ные дебри забирается мысль. Сначала он из­ливает на родителей накопившийся гнев. Ему давно хотелось это сделать. Да как вы могли? Зачем вы это сделали? Что же вы за люди, что поступаете так с собственным ре­бенком? Но к третьей странице злость проходит. Коннор вспоминает все хорошее, что было в их совместной жизни. Сначала он хо­чет, чтобы родителям было больно от воспо­минаний, чтобы они поняли, с чем им при­шлось расстаться после того, как разрешение на разборку было подписано. Но постепен­но, продолжая писать, он понимает, что дела­ет это ради того, чтобы самому вспомнить все, что было хорошего в прежней жизни, чтобы оставить список этих воспоминаний, на случай если он погибнет...

Начав письмо, он уже знал, как его закон­чит. Я ненавижу вас за то, что вы сделали, хо­тел написать Коннор, и никогда не прощу вас за это. Но на последней, десятой странице он неожиданно пишет: «Я люблю вас. Ваш быв­ший сын. Коннор».

Подписываясь, мальчик чувствует, что вот-вот расплачется. Ему кажется, что слезы собра­лись не в глазах, а где-то глубоко, в желудке, или еще глубже. Внутри клокочет настоящий вулкан. Все начинает болеть — легкие, живот, голова. Слезы наконец наполняют глаза. Маль­чик испытывает такую боль, что в какой-то мо­мент ему кажется — он сейчас упадет и умрет на месте. Но время проходит, а он не умирает, и буря, найдя разрядку в слезах, постепенно сти­хает.

На Коннора наваливается ужасная уста­лость. Он не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Наверное, придется взять у Сони палку, думает он, иначе мне просто не встать.

Слезы, капавшие на страницу, впитались, и в тех местах, где они падали, остались неболь­шие кратеры, но ни одна буква не смазалась. Коннор складывает письмо пополам и кладет в конверт, запечатывает и пишет адрес. Закон­чив, он несколько минут ждет, прислушиваясь к ощущениям, но буря утихла и уже не возро­дится. Убедившись в этом, он берет со стола ко­локольчик.

Не проходит и секунды, как появляется Со­ня. Она, должно быть, все это время ждала за прикрывающей дверной проем занавеской. Коннор думает, что она, возможно, слышала, как он всхлипывал, но Соня ничего об этом не говорит. Она берет письмо, взвешивает его на руке и одобрительно смотрит на Коннора, под­няв брови.

— Я смотрю, ты нашел, что сказать, — замечает она.

Коннор пожимает плечами. Соня кладет конверт на стол лицевой частью вниз.

— Теперь напиши здесь дату, — предлагает она.