Изменить размер шрифта - +

   — Очень рад познакомиться. Не курите ли? Вот вам сигара, Богдан Богданыч, чистейшая кабанас...
   — Нет, я вот сарептский; я нюхаю-с! Это — табачок очень тоже ароматный. Мы его сами и сеем в колониях наших-с.
   — Что нового на море? Что хлеб?
   — С пшеницей вяло, с льном крепко; сало идет вверх, фрахтовых судов мало, конторы жмутся.
   — Ай! это не совсем хорошо!
   Сели путники на травку, достали кое-какую закуску. Кучера тоже познакомились, закурили тютюн и повели беседу.
   — Куда вы собственно ездили? — спросил небрежно Панчуковский, не смотря на простоватого, засаленного собеседника и покручивая хорошенькие

русые усики. Он устал от дороги. У его товарища между тем, хотя уже пожилого человека, румяное полное лицо так и отливало густым молоком

менонитской, некогда питавшей его, кровной коровы; фланелевая фуфайка была чистейшего табачного цвета, синяя куртка вся в пятнах, а синие штаны

были засунуты в высокие купеческие сапоги, не без аромата дегтя.
   — По делам-с, господин полковник,— известное дело, мы минуты свободной не имеем: либо дома мозолим руки, либо по степям оси трем на своих

фургонах.
   — Какие же у вас дела? — спросил еще небрежнее полковник.— Все, я думаю, насчет картофеля? «Картофель унд пантофель»*, как мы говаривали еще

в школе надзирателям из вашей братьи?
   — Как какие? всякие. Мы народ торговый-с.
   — Значит, и овощами торгуете, и салом, и табаком?
   — Торгуем всем! Всем, либер герр**, всем!
   
* «Картофель и домашние туфли» (нем.)
   ** Милейший (нем.)
   
   Колонист встал помочь кучеру перепрячь лошадей. Полковник прилег на траве, поглядывая с улыбкою на уходившие пятки товарища, подкованные

медными гвоздями, и помышляя: «Вот стадо баранов! Я думаю, женился в семнадцать лет, и жена его теперь тоже на овцу похожа,— ест индеек с медом,

чулки даже во сне вяжет!»
   — Что же у вас за дела, скажите? — опять спросил он колониста, подсмеиваясь.
   — Да что, батюшка,— на днях купил я землю, вот что неподалеку от Николаева, близ поместья герцога Ангальт-Кеттен: съездил потом на Дон

принанять степи для нагула овец, да не удалось — надо подождать, когда снимут сено; а теперь еду купить, коли придется, с торгов, в Николаеве

наши бывшие батареи, то есть разный хлам с севастопольских батарей: дерево, обшивку, брусья, а пожалуй, и чугун. Наше дело коммерческое: что

попадет под руку, всем торгуем. Ничем не пренебрегаем и времени не упускаем. Вы знаете нашу пословицу: морген, морген, унд нихт хёйте...
   — ...Заген алле фауле лёйте?* Как не знать! Но скажите, зачем вам еще степи за Доном? Где, позвольте, у вас собственная-то земля? Извините, я

не расслышал...
   — Мейне эйгене эрде**, моя собственная земля есть и под Граубинденом, и в других округах, да места стало уже нам, колонистам, мало. Так-то-с,

не удивляйтесь! Наши кое-кто уже в Крыму ищут земель, на Амур послали депутатов присмотреться насчет занятия земель под колонии. Засуха,— ну, и

надо перегнать часть овцы на лето за Дон.
   
   * Завтра, завтра не сегодня так ленивцы говорят (нем.)
   ** Моя собственная земля (нем.)
   
   — Сколько же у вас овечек? — спросил Панчуковский, пощипывая усики и смотря на это кроткое, румяное лицо, и зевнул.
Быстрый переход