Если бы они не были пилотами, ты бы счел их слугами Дьявола Фармакологии, обреченными гореть в аду. Но раз они тоже летают, ты увидел в них себе подобных людей и даже ни разу не назвал их Чертовыми Белыми Халатами.
— Просто я от природы очень вежлив.
— Только когда тебе не угрожают, — заметила она. — А ты понял, что тебе не угрожают, когда увидел, что они тоже любят летать.
— Ну, в общем, да.
— В третьих, мне понравился наш маленький диалог о доме. В самом деле, большую часть жизни я чувствовала себя одинокой. И не потому, что я постоянно переезжала с места на место, а потому, что я на самом деле одинока. Я думаю совершенно по-иному, чем думают там, где я выросла, — мама или отец, или кто-либо еще из нашей семьи.
— Ты думаешь так же, как и твоя семья, милая, — сказал я. — Только твоя семья — не те люди, которых ты привыкла называть этим словом.
— Думаю, ты прав, — сказала она. — Пока я этого не понимала, я была одинокой. А потом я встретила тебя.
— Меня? — переспросил я удивленно. — Ты вышла замуж за Человека-Который-Во-Всех-Отношениях является твоим братом?
— Я бы снова так поступила, — сказала она без стеснения. — Сколько людей вокруг, Ричи, которые считают себя особенными, не похожими на других одиночками, хотя на самом деле они еще просто не обрели свою настоящую семью!
— Если бы мы не страдали от своей непохожести и одиночества, если бы мы не блуждали во тьме, мы бы никогда нe ощутили радость возвращения домой.
— Снова о доме. Скажи, что, по-твоему, является домом?
— Дом, мне кажется, — начиная фразу, я еще не знал, как она закончится, — это знакомое и любимое.
Тут я ощутил внутри характерный щелчок, который раздается каждый раз, когда получаешь правильный ответ.
— Разве не так? Ты садишься за пианино, просто чтобы сыграть для себя знакомую и любимую мелодию, — чем не возвращение домой? Я сижу в кабине маленького самолета — и это тоже мой дом. Мы с тобой вместе, ты и я,— значит, сейчас наш дом — в этом движущемся автомобиле; в следующем месяце нашим домом может стать какой-нибудь другой город. Мы дома, когда мы вместе.
— Значит, наш дом не среди звезд?
— Дом не является неким определенным местом. “Знакомое и любимое”, мне кажется, вовсе не означает “сбитое гвоздями”, “крытое черепицей” или “основательное”. Мы можем привязываться к гвоздям и крышам, но стоит в наше отсутствие изменить их взаимное расположение, как, вернувшись, мы воскликнем: “Что это за груда досок?” Дом — это определенный порядок, который нам дорог, в котором можно безопасно быть самим собой.
— Отлично сказано, Вуки!
— И я бьюсь об заклад, что до того, как мы выбираем жизнь на Земле, существует еще какой-то любимый нами порядок, откуда мы приходим и который не имеет ничего общего ни с пространством, ни с временем, ни с материей.
— И то, что мы находимся здесь, вовсе не означает, что мы забыты, — произнесла она. — У тебя не бывает таких моментов, милый, когда тебе кажется, что ты почти припоминаешь... почти помнишь...
— Шестой класс!
И в этот момент, в машине, рядом с женой, без малейших признаков присутствия Дикки, все это было со мной, как будто никогда и не стиралось из памяти.
Двадцать один
— Шестой класс был толпой, Лесли, что я делал в толпе?
Ранчо и водонапорная башня превратились в воспоминания, море шалфея и камней превратилось в море опрятных домиков, дрейфующих в медленном калифорнийском течении травянисто-зеленых предместий. |