Как много учеников в школе, думал я. Никто из них не смог бы запрячь и оседлать ослика, но каким-то образом большинство из них оказались неплохими ребятами. Ограниченными, но не плохими.
Они, в свою очередь, несколько дней с любопытством разглядывали меня, но приехать в Калифорнию из Аризоны — совсем не то, что приехать из Нью-Йорка или Бельгии. Я был безобиден, почти не отличался от них, и со временем, когда прошла новизна ощущений, я был принят на равных, еще одна щепка в бурном потоке.
— Баджи, я чокнутый?
— Да.
После уроков мы медленно ехали по пустынной осенней улице на велосипедах, бок о бок, и листья платанов хрустели под толстыми шинами.
— Не говори да, пока я не расскажу тебе, почему я думаю, что я — чокнутый. Ведь если я, то и ты тоже.
— Ты не чокнутый.
Сомневаюсь, чтобы в начальной школе имени Марка Твена нашелся кто-нибудь умнее Энтони Зерба. Без сомнения, никто не мог состязаться с ним в быстроте ума, силе или в беге, а также в надежности, когда требовалась его помощь.
— Баджи, ты ребенок? — спросил я.
— Да. Строго говоря, это так. Мы оба дети —ты и я.
— Точно — строго говоря. Но внутри, в душе, ты ощущаешь себя ребенком?
— Конечно, нет, — сказал он, убрав с руля руки и продолжая ехать так, немного впереди меня.
Он притормозил на секунду, и мы поравнялись.
— В душе я намного старше некоторых взрослых, взять хотя бы мистера Андерсона. Но мое тело отстает. Я еще не умею зарабатывать деньги, не могу жениться или купить дом. Мне не хватает роста. Я еще не получил всей информации, в которой нуждаюсь, однако внутри, как личность, я уже взрослый.
— Значит, по-твоему, мы считаемся детьми не потому, что мы бесполезны, а потому, что нам еще необходимо время, чтобы получить всю эту информацию и вырасти, а когда мы станем взрослыми, мы будем ощущать себя точно так же, как сейчас, разве что будем знать больше всяких полезных мелочей.
— Скорее всего, ты прав, — неуверенно сказал он. — Внутри мы будем чувствовать себя так же.
— Неужели тебя это не тревожит?
— С какой стати?
— Мы такие же взрослые, но только бессильные, Баджи! Разве тебе нравится быть бессильным?
— Нет. Я бессилен, но, в отличие от тебя, я...
Он остановился на середине фразы, и, подняв обе ноги, уперся ими в руль. Мы разогнались по Блэкторн-стрит, спускающейся вниз по невысокому холму.
— В отличие от меня ты что?
— Я терпеливый, — крикнул он, перекрывая ветер. — Меня не беспокоит, что деньги зарабатывает мой отец, а не я. Меня не беспокоит, что я еще ребенок. Мне еще многому нужно научиться, пусть это всего лишь мелочи.
— А мне это не нравится. Если внутри я взрослый... Должен быть тест, пройдя который, человек имеет право называться взрослым, независимо от его возраста.
— Всему свое время, — сказал он.
Мой товарищ вернул ноги на педали, ухватился за руль, свернул к бровке и, в последний момент перед ударом вздернув переднее колесо на целый фут от земли, запрыгнул на тротуар. Давно позабыты те дни, когда велосипеды приводили меня в ужас, и я каждый раз бежал жаловаться маме, когда Рой пугал меня, сажая на сиденье и толкая велосипед вперед.
Я въехал на тротуар вслед за Зербом, но только дождавшись ближайшей подъездной дорожки, где бордюрный камень отсутствовал. Я подумал о разнице между нами.
— Тебе не кажется, что ты — особенный?
— Ага, — сказал он и, стоя на педали с одной стороны велосипеда, въехал на лужайку перед своим домом и остановился. |