Изменить размер шрифта - +


— Дальше. Представь, что существует некий Вселюбящий Бог, который видит нужды и бедствия всех смертных.

— Это уже лучше.

Я кивнул.

— Тогда этот Бог должен скорбно созерцать угнетение и убийства невинных, гибнущих миллионами, в то время как они тщетно, век за веком, молят Его о помощи. Он поднял руку.

— Сейчас ты скажешь, что раз невинные люди страдают и гибнут, то наш вселюбящий Бог не в силах нам помочь.

— Совершенно верно! Скажи, когда будешь готов к вопросу.

Он на минуту задумался над тем, о чем мы говорили. Затем кивнул.

— О'кей. Я готов к твоему вопросу.

— Какой Бог реален, Дикки? — спросил я. — Жестокий или бессильный?

 

 

 

 

 

 

 

Двадцать пять

 

Теперь он задумался уже надолго, потом засмеялся и тряхнул головой.

— Это не выбор! Я имею в виду: если приходится выбирать между Жестоким или Бессильным Богом, тогда зачем Он вообще нужен?

Глядя на него, я видел самого себя, каким я был много лет назад, решая ту же задачу.

— Выбора нет, — сказал я, — потому что ни один из них не существует.

— В самом начале, — сказал он, — не было ли какой-нибудь ошибки в вопросе?

Был ли я в его возрасте таким наблюдательным?

— Хорошо! Нереальным этот выбор становится благодаря ситуации: “Представь, что существует Бог, видящий все беды Земли”. Смотри на это с любой стороны — а я занимался этим многие годы, — но в тот момент, когда представляешь, как Бог видит все беды и оставляет нас в беде, выбора между Жестоким и Бессильным не избежать.

— Что же получается? — сказал он. —Бога нет?

— Если принять, что пространство-время реально, что оно всегда было и всегда будет, тогда либо Бога не существует вооб­ще, либо приходится выбирать между двумя богами.

— А если не принимать, что пространство-время реально?

Я поднял с земли камешек и почти горизонтально бросил вдоль склона холма. Я вспомнил время, когда я сам решил не принимать этого, просто ради интереса.

— Не знаю, — сказал я.

— Ну перестань! — Он вырвал пучок травы вместе с землей и швырнул, без всякой цели. — Ты ведь знаешь!

— Подумай об этом, а обсудим в следующий раз.

— Не вздумай сейчас уйти, Ричард! ГДЕ МОЙ ОГНЕМЕТ?!

— А знаешь, Дикки, это был бы прекрасный холм для прыж­ков с парапланом. Ветер здесь обычно с юга?

— Здесь не бывает ветра, пока я не прикажу, — сказал он. — А сейчас, когда ты только что убил Бога, я приказываю тебе Его воскресить, иначе обещаю, что ты не уснешь!

— О'кей. Но я не могу его воскресить, потому что Он — это не Он.

— Он — это Она?

— Она — это Бытие, — сказал я.

— Начинаем, — сказал он, освобождая мне нашу сцену.

— О'кей. Я отказываюсь признавать Бога, беспомощного или равнодушного ко злу. Но я не отказываюсь признать всемогущую вселюбящую реальность.

— То есть ты возвращаешься к тому, с чего начал.

— Нет. Слушай. Это просто. — Я начертил в воздухе прямо­угольник. — Это дверь, на которой написаны два слова: “Жизнь Есть”. Если ты войдешь в нее, то увидишь мир, для которого это высказывание справедливо.
Быстрый переход