Я бы и хотел рассказать, да не могу. Дед всегда был предан Захаровым и вряд ли приложил руку к похищению дочки босса. Но кто возьмется утверждать наверняка? Никому нельзя верить.

— Да ничего. — Закатываю глаза в притворном раздражении.

Маура приносит складные стулья, застилает стол белой скатертью и ставит серебряный канделябр. Дядя Монополия (хотя никакой он нам не дядя, конечно) подарил его Филипу на свадьбу. Наверняка ворованный. Кухня погружается в полумрак и при свечах кажется даже уютной. Возле тушеной моркови и пастернака красуется блюдо с мясом, дольки чеснока торчат из баранины, как обломки костей. Дед хлещет вино не переставая, а Баррон все подливает. Я тоже пью, пока тело не обволакивает приятная истома. Даже малолетний племянник доволен: колотит серебряной погремушкой по высокому стульчику, весь измазался картофельным пюре.

Тарелки знакомые: помогал маме их воровать.

Мы все отражаемся в зеркале, которое висит в прихожей, настоящая пародия на благополучное семейство: проворачиваем темные делишки, радостно врем друг другу.

Маура приносит кофе. Звонит телефон, и Филип уходит на несколько минут, потом возвращается и протягивает трубку мне:

— Мама.

Отправляюсь поговорить в гостиную.

— Поздравляю.

— Ты не отвечал на мои звонки. — Вроде не злится, голос скорее удивленный. — Дед сказал, тебе уже лучше. Говорит, большие мальчики мамам не звонят. Так?

— Все путем. Я в полном порядке.

— Ммм. А спишь хорошо?

— И даже в собственной постели.

— Шутник. — Слышу в трубке, как она затягивается. — Раз до сих пор шутишь, думаю, все хорошо.

— Прости. Я был занят, размышлял кое о чем.

— Дед говорил. Размышлял об одной особе. Кассель, не проболтайся. Тебя тогда поддержала вся семья. Забудь ее, подумай о родных.

— А если я не могу забыть?

Что ей известно? На чьей она стороне? Может, мама бы мне помогла? Ребячество, конечно, так думать.

Молчание.

— Милый, ее больше нет. Не дай воспоминаниям...

— Мам. — Я ухожу подальше от кухни, поближе к большому окну в гостиной и входной двери. — Какая магия у Антона?

— Антон — племянник Захарова, его наследник. — Она понизила голос. — Держись от него подальше, братья о тебе позаботятся.

— Он работает с памятью? Мне нужно знать. Скажи просто «да» или «нет».

— Позови Филипа.

— Мама, пожалуйста, скажи. Я не мастер, но я же твой сын. Пожалуйста.

— Позови брата, Кассель. Немедленно!

Повесить трубку? Или лучше со всей силы расколотить ее о стену? Будет очень приятно, конечно, но глупо.

Возвращаюсь в кухню, кладу телефон возле Филипа.

— В мои годы мастеров уважали, — распинается дед. Завел старую песню. — Мы поддерживали порядок в округе. Незаконно, кто спорит, но легавые не вмешивались, ценили нашу помощь.

Напился все-таки.

Баррон с дедом смотрят телевизор в гостиной, Филип в кабинете разговаривает с мамой, Маура шурует ложкой в кастрюле и выкидывает остатки еды в жужжащий утилизатор отходов. Зубы слегка оскалены, сейчас невестка похожа на собаку, которая вот-вот укусит.

Как бы помягче рассказать про украденные воспоминания, чтобы не разозлилась?

— Ужин был очень вкусный, — выдавливаю я наконец.

Она поворачивается, лицо уже расслабленное, спокойное.

— Только морковку сожгла.

— Все равно вкусно. — Засовываю руки в карманы.

— Кассель, чего ты хочешь? — хмурится Маура, вытирая кастрюлю.

— Поблагодарить. Спасибо, что помогла.

— Ты про аферу со школой? Мне пока не звонили, — лукаво улыбается.

— Еще позвонят. — Я подхватываю полотенце и вытираю кухонный нож.