— О себе лучше позаботься. Я уже большой мальчик.

— Так тяжело без папы. Обучение Баррона и Уоллингфорд стоят уйму денег. А сколько уходит на маминых адвокатов! У деда были кое-какие сбережения, но пришлось все потратить. Я теперь главный и стараюсь изо всех сил. Кассель, я не хочу, чтобы наша семья испытывала нужду, чтобы мой сын бедствовал.

Филип отпивает из чашки и тихонько смеется, глаза у него блестят. Похоже, хорошо накачался, раз так треплет языком.

— Понимаю.

— Приходилось рисковать. Кассель, признаю, ты был мне нужен. Нам с Барроном и сейчас нужна твоя помощь в одном деле.

Вспоминаю, как Лила в моем сне просила о помощи. Слишком все запуталось, у меня кружится голова.

— Вам нужна моя помощь?

— Просто доверься нам. — Смотрит на меня покровительственно, старший браг учит младшего уму-разуму.

— Я доверяю собственным братьям. — По-моему, прозвучало вполне невинно, даже без сарказма.

— Вот и хорошо.

Филип сгорбился на стуле. Сейчас он совсем не похож на крутого парня и кажется грустным, усталым и почему-то обреченным. Что же происходит? Не ошибся ли я? Вспоминаю, как в детстве бегал за ним по пятам, радовался любому проявлению внимания, даже приказам. Доставал пиво из холодильника, открывал банку и с улыбкой ждал короткого снисходительного кивка.

Вот и сейчас пытаюсь его оправдать, опять жду покровительственного кивка только потому, что он наконец посмотрел мне в глаза.

— Скоро все для нас изменится. Радикально изменится. Больше не придется сводить концы с концами.

Филип взмахивает рукой, падает один из бокалов, тоненький розовый ручеек растекается по белой скатерти. Он даже не заметил.

— Что изменится?

Брат оглядывается на гостиную и встает, пошатываясь.

— Пока не могу тебе сказать. Пообещай сидеть тихо и ничего не говори маме.

Вздыхаю. Порочный круг — сам мне не доверяет, но хочет, чтобы я ему доверял. Требует подчинения. Опять приходится врать:

— Ладно, обещаю. Согласен, семья прежде всего.

Встаю и вдруг замечаю что-то на дне опрокинутого бокала. Трогаю пальцем белый липкий осадок. Кто отсюда пил?

Маура против, Баррон тоже, но я все равно волоку деда к машине. Сердце бьется как бешеное. Нет, спасибо, я не останусь спать на диване в кабинете. Говорю им, что совсем не устал, вру про свидание, которое дед якобы назначил на завтра престарелой вдове. Старик ужасно тяжелый, его так накачали вином и какой-то дрянью — он почти ни на что не реагирует.

Осадок в бокале. Это Филип, совершенно точно. Но зачем?

— Оставайся ночевать, куда ты едешь? — в тысячный раз повторяет Баррон.

— Осторожно, ты его уронишь.

— Так помоги.

Филип тушит сигарету о перила и подставляет деду плечо.

— Верни его в дом, — ворчит Баррон. Они переглядываются, и брат хмурится. — Кассель, как ты будешь старика транспортировать, если тебе уже сейчас его без Филипа не поднять?

— Он протрезвеет.

— А если нет?

Филип тянет бесчувственное тело к машине.

Собрался мне помешать? И что, спрашивается, делать? Но брат открывает дверь, помогает втиснуть деда на сиденье и пристегнуть ремень.

Выруливаю на дорогу, позади стоят Баррон, Филип и Маура. Господи, какое облегчение: свободен, почти вырвался.

Громко-громко звонит телефон. Я вздрагиваю, а дедушка и ухом не ведет. Но вроде он еще дышит.

— Алло, — беру трубку, даже не посмотрев кто.

Где тут ближайшая больница? Надо ли туда ехать?

Филин с Барроном не стали бы убивать деда, во всяком случае не у Филипа дома. А даже если бы и стали — зачем тогда уговаривать меня переночевать, оставлять умирающего на диване в собственной гостиной?

Не стали бы, точно не стали бы.