А что, собственно говоря, она получила?

– Я хочу, чтобы ты прямо сейчас, не отходя от кассы, рассказала мне, что ты чувствовала. Порой детали стираются из памяти – как фрагменты сна забываются.

– Идет, – пробормотала она, сонно потянувшись. – Детали. Она… – Молли тряхнула головой. – Ей было хорошо. Очень, очень хорошо.

– Это я уже понял, – буркнул я. – А еще что?

Молли продолжала медленно покачивать головой.

– А больше ничего. Только это. Одно-единственное ощущение. Экстаз, – она чуть нахмурилась, словно пыталась собраться с мыслями. – Как если бы все остальные ее чувства каким-то образом приглушили. Не думаю, чтобы было что-то еще. Ни звуков, ни картин – вообще ничего, что она могла бы запомнить. Ничего. Она даже не заметила, что умерла.

– Подумай хорошенько, – тихо произнес я. – Абсолютно любая мелочь может оказаться жизненно важной.

Тут вернулся Баттерс с запотевшей бутылкой воды в руках. Он отдал ее мне, а я протянул Молли.

– Вот, – сказал я ей. – Выпей.

– Спасибо, – она отвинтила крышку, повернулась на бок и, не садясь, сделала несколько глотков. Одежда при этой позе, казалось, сделалась еще более облегающей.

Секунду Баттерс смотрел на нее, потом вздохнул и с видимым усилием заставил себя вернуться к столу и заняться заточкой карандаша.

– И что мы узнали?

– Похоже, она умерла счастливой, – сказал я. – Вы хоть токсикологический анализ взяли?

– Угу. Небольшой процент тетрагидроканнабинола в крови, но это может быть следствием чего угодно – скажем, на рок-концерте кто-то рядом травку курил. Во всех остальных отношениях ничего такого.

– Черт, – сказал я. – И вы не нашли ничего такого, что могло бы… сделать это с жертвой?

– Ничего фармакологического, – покачал головой Баттерс. – Если только кто-то вставил ей электрод в зону мозга, заведующую наслаждением, и стимулировал ее. Однако, черт возьми, никаких следов трепанации. Уж их-то я заметил бы.

– Ну-ну, – вздохнул я.

– Значит, тут замешано что-то потустороннее, – продолжал Баттерс.

– Возможно, – согласился я и снова заглянул в бумажки. – Чем она занималась?

– Этого никто не знает, – ответил Баттерс. – О ней вообще, похоже, никто ничего не знает. Никто не объявлял ее в розыск. Родных и близких мы не нашли. Поэтому она и лежит здесь до сих пор.

– И адреса местного тоже не нашли, – предположил я.

– Только тот, что значился на выданной в Индиане водительской лицензии, но по нему никто не проживает. Ничего другого у нее в сумочке не было.

– И убийца забрал ее одежду.

– Судя по всему, да, – кивнул Баттерс. – Только зачем?

Я пожал плечами.

– Должно быть, не хотел, чтобы что-то такого нашли, – я задумчиво прикусил губу. – Или не хотел, чтобы это нашел я.

Молли резко села.

– Гарри, я вспомнила кое-что.

– Ну?

– Ощущение, – произнесла она, положив руку на пряжку пояса. – Такое, словно… ну, не знаю – это словно как слышишь, как двадцать оркестров разом играют, только потише.