Молли потребовалось больше двадцати минут, чтобы сосредоточиться для относительно несложного заклинания. Собственно, концентрация мыслей или воли универсальна для всех разновидностей магии. Я проделывал это столько раз и с таких давних пор, что задумываюсь над этим только в случаях, когда заклинания особенно сложны, опасны… ну, или когда мне кажется, что немного осторожности не помешает. Гораздо чаще для того, чтобы сконцентрировать волю, мне хватает и секунды – это очень кстати в ситуациях, когда все решает скорость. Истекающие слюной демоны или злобные вампиры вряд ли дадут вам двадцать минут на подготовку к удару.

В общем-то, Молли прогрессировала достаточно быстро, но и учиться ей предстояло еще очень и очень многому.

Когда она, наконец, открыла глаза, взгляд их сделался отрешенным, блуждающим. Медленно, осторожно поднялась она на ноги и подошла к каталке с лежавшим на ней телом. Она откинула край простыни, открыв лицо мертвой девушки, потом все с тем же отрешенным выражением пригнулась и, прошептав что-то, приоткрыла той веки.

Она увидела что-то почти сразу.

Глаза ее открылись широко-широко, и она потрясенно охнула. Дыхание ее резко участилось, а потом она зажмурилась, постояла еще пару секунд застывшим изваянием и, негромко вскрикнув, медленно, безвольно осела на пол, где и осталась лежать, всхлипывая.

Она так и продолжала задыхаться, глядя перед собой пустыми глазами. Тело ее выгнулось, грудь напряглась, а бедра медленно задвигались взад-вперед. Потом она обмякла, и дыхание постепенно вернулось в норму, только с губ продолжали срываться негромкие, но без всякого сомнения удовлетворенные вздохи.

Я потрясенно уставился на нее.

Нет, правда.

Такого я не ожидал.

Баттерс громко сглотнул слюну.

– Э… – произнес он. – Я правильно понял, чем она сейчас занималась?

– Э… – отозвался я. – Э-э… Возможно.

– Так что все-таки произошло?

– Она… э… – я кашлянул. – Она чего-то ощутила.

– Нет, то, что она что-то ощутила, я как раз понял, – пробормотал Баттерс и вздохнул. – Ничего подобного не ощущал уже года два.

Насчет себя я промолчал. У меня этот срок приближался к четырем.

– Ясно, – произнес я вслух, вложив в это слово больше досады, чем хотелось бы.

– Она хоть совершеннолетняя? – поинтересовался Баттерс. – С точки зрения закона?

– Угу.

– Это хорошо. А то я как-то не ощущаю себя… персонажем Набокова, что ли, – он взъерошил волосы пятерней. – Чего теперь будем делать?

Я как мог изобразил профессиональную бесстрастность.

– Подождем, пока она придет в себя.

– Умгум, – кивнул он, покосился на Молли и снова вздохнул. – Вот бы и мне таких ощущений.

Не тебе одному, приятель.

– Скажите, Баттерс, здесь где-нибудь можно набрать для нее воды или чего такого? Принесете, а?

– Без проблем, – ответил он. – А вам?

– Спасибо, не надо.

– Я мигом, – Баттерс накрыл лицо трупа простыней и вышел.

Я подошел к девушке и нагнулся над ней.

– Эй, кузнечик. Ты меня слышишь?

Она молчала дольше, чем я ожидал – так бывает, когда говоришь по телефону с кем-то, находящимся на другом краю света.

– Д-да. Я… я слышу.

– Ты в порядке?

– О Боже, – она вздохнула и улыбнулась. – Да.

Я выругался про себя, потер переносицу, пытаясь сдержать зарождающуюся головную боль, и мысли в голову лезли самые мрачные. Черт подери, каждый раз, когда я в интересах следствия напарываюсь на какое-либо жуткое психическое потрясение, к моей коллекции ночных кошмаров добавляется еще один.