А потом я подумал, что у меня еще осталось достаточно воли, чтобы думать о чем-нибудь поважнее, чем ужас и отчаяние. Может, это вовсе так я реагировал на неминуемую смерть: отрицанием и эскейпистскими галлюцинациями.

– Не совсем так, хозяин мой, – послышался голос Ласкиэли.

Я заморгал, и это движение вышло куда более добровольным, чем секунду назад. Я сделал попытку оглядеться по сторонам.

– Не пробуй, – немного встревожено посоветовала Ласкиэль. – Ты можешь повредить себе что-нибудь.

Какого черта? Она что, ухитрилась каким-то образом замедлить время?

– Время не существует, – твердо заявила она. – Во всяком случае, в том смысле, в котором ты привык о нем думать. Я просто на время ускорила процессы в твоем сознании.

Секундомер бубухнул еще раз: 1:32.

Ускорила мой мозг. Что ж, логично. В конце концов, обычно мы используем не более десяти процентов его мощности. Никто не говорил, что его нельзя использовать более эффективно. Но, разве что…

– Да, – подтвердила она. – Это опасно, и я не могу поддерживать такой режим долго без риска причинить необратимый ущерб.

Я решил, что Ласкиэль собирается сделать мне предложение, от которого я не смогу отказаться.

Голос ее сделался резким, сердитым.

– Не валяй дурака, хозяин мой. Если ты исчезнешь, исчезну и я. Я просто пытаюсь дать тебе совет, который позволил бы нам выжить.

Ага, еще бы. И по странному совпадению, не касается ли этот совет монеты у меня в подвале?

– Почему ты проявляешь в этом вопросе такое упрямство, хозяин мой? – поинтересовалась Ласкиэль звенящим от досады голосом. – Взяв монету, ты не превратишься в раба. Это не лишит тебя возможности делать выбор.

Ну, поначалу нет. Но в конце концов я окажусь рабом настоящей Ласкиэли, и она это прекрасно знала.

– Не обязательно, – возразила она, и в голосе ее послышались умоляющие нотки. – Можно ведь достичь какого-то взаимопонимания, компромисса.

Конечно, если я с готовностью пойду навстречу всем ее предложениям, она не будет воображать, это уж точно.

– Но ты останешься жив, – настаивала Ласкиэль.

Какая разница, ведь монета погребена под толстым слоем бетона у меня в лаборатории…

– Это не препятствие, хозяин мой. Я могу подсказать тебе, как связаться с ней за считанные секунды.

Бубух: 1:31.

Позади что-то громыхнуло. Шаги. Вурдалаки. Они приближались. Я видел лицо Марконе – не целиком; та часть его, которую я видел, исказилась в муке под гнетом психического прессинга Витторио Мальвора.

– Прошу тебя, – настаивала Ласкиэль. – Пожалуйста, позволь мне помочь тебя. Я не хочу умирать.

Я тоже не хотел.

Я закрыл глаза в ожидании очередной секунды.

Бубух: 1:30.

Это потребовало от меня изрядной воли и еще больше сил, но я ухитрился прошептать вслух: – Нет.

– Но ты умрешь, – с болью в голосе произнесла Ласкиэль.

Что ж, это должно было случиться рано или поздно. Правда, не обязательно сегодня ночью.

– Тогда быстро! Во-первых, ты должен ясно представить себе монету. Я могу помочь тебе…

Не так. Она могла помочь мне и без этого.

Молчание.

Бубух: 1:29.

– Я не могу, – прошептала она.

Мне казалось, что может.

– Я не могу, – повторила она. – Она этого не простит. Она не примет меня обратно в… просто возьми монету, Гарри. Возьми монету. П-пожалуйста.