А ведь она этого не знала, это совершенно ясно. Ее искаженное болью лицо вновь и вновь всплывало в памяти, и в ушах эхом отдавались одни и те же слова: «Я? Испорчу всю команду?»

 Ну надо же было ему так разболтаться! И он снова принимался ругать себя.

 В школе Ласковой Долины больше никто в тот день не видел Энни Уитмен. Рики, словно лунатик, бродил из класса в класс, едва замечая, где находится.

 После уроков болельщицы пригласили в зал новых членов команды. Рики должен был выдать униформу Сандре Бэкон и Каре Уокер, познакомить с расписанием игр, тренировок и других мероприятий. Ему было трудно смотреть в их улыбающиеся лица, хотя он понимал, что несправедлив к ним. Они не виноваты, повторял он сам себе, но ничего не получалось.

 Наконец он не выдержал. Совсем потеряв голову от страха за Энни, он решил поговорить с Джессикой напрямую. Только она может все поправить. Или уже слишком поздно? Ему казалось, что к ногам привязаны гири. Сердце бешено колотилось. Но он должен это сделать! Он просто обязан поговорить с Джессикой в защиту Энни.

 — Джес, не найдется у тебя пары минут?

 — Почему же, Рики. Что ты хотел? Наверное, по поводу нового расписания? — Джессика обворожительно улыбнулась.

 «А вдруг она согласится?» — мелькнула надежда.

 — По поводу Энни Уитмен. Улыбка сбежала с лица Джессики.

 — У меня нет никакого желания говорить о ней. Она не имеет отношения к команде. И никогда не будет иметь. И не надо больше об этом, — отрезала Джессика.

 — Но ты просто не поняла, Джес, — настаивал он умоляющим тоном, пытаясь пробудить в ней сочувствие. — Энни очень страдает.

 — Жаль, — холодно ответила Джессика. — Надо учиться принимать разочарования в жизни, как же иначе!

 С этими словами она отвернулась и ушла, оставив Рики терзаться своими мыслями.

 Он отправился на бульвар. Купил красивую открытку и написал: «Ты всегда приносишь мне удачу».

 На следующий день перед уроком испанского он пришел в класс пораньше и положил на стол Энни запечатанный конверт. Но конверт так и пролежал весь урок нетронутым. Энни не пришла.

 Она не пришла в школу и на следующий день. Рики просмотрел анкеты, которые заполняли девочки, желавшие участвовать в соревнованиях, и нашел ее телефон. Но на его звонки никто не ответил.

 На третий день Рики уже не на шутку встревожился. В кафетерии он подошел к единственному человеку, который мог помочь.

 — Привет, Лиз, — тихо сказал он. — Ты знаешь, дело плохо. Надо поговорить.

 — Что такое? Я слушаю.

 — Лиз, — начал он, чувствуя, что голос дрожит. — Я боюсь за Энни. Элизабет сочувственно кивнула.

 — Бедная девочка!

 — Ее уже три дня нет в школе!

 — Разве? Она что, заболела? Глядя в сторону, он неуверенно ответил:

 — Конечно, заболела. Из-за слюнтяйства и тупости!

 — А я думала, она тебе нравится, Рики, — с удивлением сказала Элизабет, не ожидавшая такого грубого ответа.

 — Боже мой, Лиз! Конечно, нравится. Я имел в виду свое собственное слюнтяйство и тупость.

 — Свое? Что ты хочешь сказать? Не в силах произнести ни слова от невыносимой муки, Рики лишь покачал головой. Наконец, превозмогая себя, он ответил:

 — Я совершил преступление, Лиз. Я сказал ей, почему ее не приняли в команду.