– Его друг и ваш покорный слуга, мадонна, – он поднес ее белую руку к своим губам, и в ее глазах блеснули слезы, когда она взглянула на его
красиво склоненную голову. – Интриги, которые я столько времени строил в вашу пользу, наконец то начинают приносить плоды.
– Зачем вам понадобилось интриговать в мою пользу? – нахмурилась она.
Он беззаботно рассмеялся, чтобы рассеять ее сомнения.
– Только для того, чтобы подать герцогу Миланскому повод начать действовать против маркиза Теодоро. Армия готова немедленно выступить в поход,
и, если бы лично я командовал ею, можно было бы не сомневаться в том, что справедливость восторжествует и ваш брат займет подобающее ему
положение.
– Но кто же командует ею? Неужели не вы?
Жизнерадостное лицо Карманьолы потемнело.
– Белларион Кане, – лаконично ответил он.
– Этот негодяй! – воскликнула она, и ее глаза гневно засверкали. – Он человек регента. Это он помог ему получить Верчелли и стать правителем
Генуи.
– Чего он никогда не сделал бы, если бы я не поощрял его к этому,
– заверил ее Карманьола. – Я увидел тогда возможность создать предлог для будущих действий против регента, и теперь настало время
воспользоваться им.
– О, так вы решили подогревать его амбиции, пока он не зарвется? Ах, как тонко задумано!
Карманьола самодовольно взглянул на нее.
– Это была хитрая игра. Но она еще не закончена, и сейчас в ней предстоит сделать последний ход. Значит, вы не верите Беллариону…
– Разве я могу ему верить! – горько усмехнулась она и рассказала Карманьоле историю о том, как когда то Белларион был подослан Теодоро шпионить
за ней и убил ее единственного верного и преданного друга графа Спиньо.
Внушив Джанджакомо те же подозрения насчет Беллариона, Карманьола привез брата и сестру в Милан и немедленно потребовал для них аудиенции у
герцога.
Филиппе Мария принял их в расположенной в самом центре замка маленькой комнатке, единственное двойное окно которой выходило на вымощенный
красным кирпичом двор Сан Донато, окрашенный мягкими лучами октябрьского солнца в розовый цвет. Скучая по своей библиотеке в Павии, он попытался
хотя бы отчасти воссоздать здесь ее атмосферу и перевез сюда немало изящно переплетенных манускриптов, письменный стол со стопками пергамента и
рог единорога – незаменимое средство от недугов души и тела.
Он ласково приветствовал своих посетителей, с непроницаемой неподвижностью восточного божка выслушал мольбы принцессы и, когда она закончила,
послал своего секретаря за человеком, имя которого ничего не говорило принцессе, еще не знавшей о недавнем возвышении Беллариона, – принцем
Вальсассиной.
– Я сообщу вам свое решение позже, мадонна. Оно уже почти принято, но мне необходимо посоветоваться с принцем Вальсассиной относительно
имеющихся в нашем распоряжении средств. Я пришлю за вами, а пока я попрошу синьора Карманьолу проводить вас и вашего брата в покои герцогини; я
уверен, она чрезвычайно обрадуется, увидев вас.
Он кашлянул, прочищая горло.
– Вы можете идти, – добавил он своим резким голосом.
Брат и сестра низко склонились перед герцогом, и в этот момент вернувшийся секретарь распахнул дверь и, придерживая закрывавшую ее шпалеру,
объявил: «Принц Вальсассина».
Белларион, слегка прихрамывая, вошел и с порога поклонился сперва герцогу, а затем оцепеневшей от изумления и испуга Валерии.
Черная бархатная туника, подбитая по краям мехом, облегала его ладную, стройную фигуру, на его груди красовалась тяжелая золотая цепь, а с
золотого кованого пояса свисал большой кинжал с рукояткой, украшенной драгоценными камнями. |