|
Возможно, вы успели забыть, что мы родственники, но я это прекрасно помню. Где его высочество Вальсассина? Теодоро отшатнулся от них. – Неужели вы отдадите меня на милость этого негодяя? Принцесса Валерия холодно взглянула на него. – Он заслужил немало почестей с тех пор, как на словах согласился стать вашим шпионом. Но тот титул, которым вы только что наградили его, пожалуй, наивысший из всех, которых он удостоился. Казаться негодяем в глазах негодяя означает быть честным человеком для всех честных людей. Гримаса злобы исказила бледное лицо Теодоро, но он ничего не успел ответить ей, поскольку дверь в комнату открылась и на пороге появился Белларион. Он вошел, поддерживаемый двумя швейцарцами, и за ним по пятам следовал Штоффель. На нем не было доспехов, правый рукав его кожаной куртки был разрезан и болтался пустым, а на его груди выпячивался горб в том месте, где его рука была прибинтована к телу. Он был очень бледен и с трудом передвигался, очевидно испытывая при этом сильную боль. Увидев его, Валерия вскочила, и ее лицо побледнело сильнее, чем лицо самого Беллариона. – Синьор, вы ранены! Он криво улыбнулся. – Иногда это случается с теми, кто идет в бой. Но, как мне кажется, синьор Теодоро пострадал куда сильнее. Штоффель торопливо подтащил стул, и швейцарцы помогли Беллариону осторожно опуститься на него. Он облегченно вздохнул и наклонился вперед, словно избегая касаться спинки стула. – Один из ваших рыцарей, синьор, разрубил мне плечо во время последней атаки. – Жаль, что он не снес вам голову. – Именно это и входило в его намерения. Но меня не зря называют счастливчиком Белларионом. – Только что этот синьор назвал вас совсем другим именем, – сказала Валерия, поджав губы, и с презрением взглянула на Теодоро, и Белларион, перехватив ее взгляд, не мог не подивиться тому, с какой силой она, обычно столь снисходительная и мягкая, ненавидела своего дядю. – Он чересчур опрометчивый человек и даже не побеспокоился задобрить вершителя его судьбы. Синьор Теодоро, как мне кажется, сегодня лишился на поле битвы всего, даже присущей ему хитрости. – Верно, – согласился Белларион, – наконец то мы сорвали с него все маски, в том числе его излюбленную маску снисходительности; теперь он таков, каков есть на самом деле. – Напрасно вы кичитесь своим благородством! – воскликнул маркиз Теодоро. – Нет ничего проще, чем издеваться над пленником. Может быть, для этого меня и привели сюда? – Клянусь, мне всегда было неприятно видеть вас, – возразил ему Белларион. – Уведите его, Уголино, и приставьте охрану ненадежнее. Завтра он узнает свой приговор. – Пес! – с откровенной злобой в голосе выпалил Теодоро. – Я рад, что вы вспомнили о моем гербе, выбирая который я ни на секунду не забывал, что ваш герб – олень. Все оказалось весьма символично. – Это мне наказание за мою слабость! – удрученно проговорил Теодоро. – Надо было не мешать судье свернуть вам шею, когда вы были в моей власти здесь, в Касале. – Я верну вам долг, – пообещал ему Белларион. – Ваша шея останется в целости и сохранности, и вы сможете удалиться в свое владение Геную и обосноваться там. Но об этом – завтра. Он повелительно махнул рукой, и Уголино подтолкнул Теодоро к выходу. Когда дверь за ними закрылась, силы оставили Беллариона и, если бы не поддержавшие его швейцарцы, он без чувств рухнул бы прямо на пол. Глава XV. ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА Когда Белларион пришел в себя, он обнаружил, что лежит на здоровом боку на кушетке под окном, зашторенным кожаными занавесями, разрисованными позолоченными узорами. |
