|
Кроме того, он сказал вам, что его имя – Кане, – тут в его голосе появились стальные нотки. – Раз уж вам так нравится, ваше высочество, рискните поохотиться за Пустерлой, но не смейте травить Кане, не предупредив сперва об этом меня. Он сделал паузу. Герцог, с трудом понимая, что к чему, молча стоял, терзаемый гневом и стыдом. Фачино повернулся к Беллариону, всем своим видом выказывая откровенное презрение к деградировавшему сыну великого Джангалеаццо. – Пошли, мой мальчик, – чуть насмешливо произнес он. – Его высочество отпускает тебя. Надевай свою тунику и иди за мной. Не сомневаясь, что ускользнул от Сциллы лишь для того, чтобы потерпеть крушение у Харибды note 60, Белларион машинально натянул на себя лохмотья, в которые превратилось его платье, и последовал за графом Бьяндратским вон из камеры. Они молча поднялись по узкой каменной лестнице в просторную комнату, увешанную роскошными фламандскими гобеленами и ярко освещенную огромными свечами, горевшими в массивных позолоченных подсвечниках. Фачино велел слугам оставить их наедине, неторопливо оглядел Беллариона, являвшего собой, надо сказать, весьма плачевное зрелище в его изодранной тунике, сквозь которую местами просвечивало голое тело, и уселся в кресло, оставив юношу стоять. – Итак, ты набрался храбрости назваться моим сыном, – полуутвердительно полувопросительно произнес Фачино. – Похоже, моя семья начинает увеличиваться. Что ж, тебе повезло с отцом. Теперь тебе остается только сообщить мне имя женщины, удостоившейся чести быть твоей матерью. – Синьор, я буду откровенен с вами, – ответил Белларион. – Под угрозой неминуемой гибели я был вынужден преувеличить близость наших родственных отношений. – Вот как? – удивленно поползли вверх густые брови Фачино. – И насколько сильно ты их преувеличил? – Я – всего лишь ваш приемный сын. – Ну уж нет, это явное вранье, – нахмурился Фачино, и от его ироничного настроения не осталось и следа. – У меня мог объявиться внебрачный сын, о существовании которого мне было неизвестно. Такое иногда случается. Я был молод и не всегда воздержан, когда дело доходило до поцелуев. Но разве можно усыновить чужого ребенка, ничего не зная об этом? – Это я выбрал вас в приемные отцы, – смело ответил Белларион и, пытаясь смягчить дерзость своих слов, поспешил добавить: – Подобно тому, как мы выбираем себе небесного покровителя, так и я сделал свой выбор в минуту смертельной опасности, когда мне грозили пытки и смерть, когда, доведенный до отчаяния, я увидел свой единственный шанс спастись лишь в том, чтобы назваться вашим сыном… Наступила пауза, в продолжение которой Фачино сурово смотрел на него. Сердце Беллариона упало. Он решил, что проиграл и что ставка, сделанная им на добродушие и искренность своего спасителя, оказалась неверной. Фачино расхохотался, но его смех заставил Беллариона поежиться. – Значит, ты решил взять меня в отцы. Ну, мессер, если бы можно было выбирать родителей… – он перебил сам себя и резко спросил: – Кто ты, мошенник? Как тебя зовут? – Мое имя – Белларион, синьор. – Белларион? Странное имя. А откуда ты взялся? Будь добр рассказать мне всю правду, если не хочешь, чтобы тебя объявили самозванцем и отправили назад к герцогу. Надеясь, что его откровенность будет воспринята благосклонно, Белларион точь в точь повторил историю, когда то рассказанную им Лорендзаччо из Трино, и, судя по выражению лица Фачино, тот был изрядно тронут ею. Правда, он ни словом не упомянул о своих приключениях в Монферрато и о том, что уже пользовался там именем Фачино. |
