|
Правда, он ни словом не упомянул о своих приключениях в Монферрато и о том, что уже пользовался там именем Фачино. – Так, значит, в минуту опасности ты решил, что всадника, который всюду таскал тебя с собой, звали Фачино? – знаменитый кондотьер сардонически улыбнулся. – Тебе не откажешь в изобретательности. Но что там случилось с собаками герцога? Говорят, ты околдовал их? – Я сказал герцогу сущую правду, что собаки не едят собак, но он не захотел поверить мне. – Ты утверждаешь, что простое упоминание имени Кане… – О нет! От меня буквально разило собачатиной после того, как одна из борзых оседлала меня, и, вероятно, остальные собаки учуяли во мне своего собрата. По моему, это единственная причина, по которой я уцелел. Фачино медленно кивнул головой в знак согласия. – Значит, ты не веришь в чудеса? – спросил он. – Терпение вашего высочества – единственное чудо, которое мне приходилось видеть воочию. – Ты надеялся на него, когда объявлял меня своим отцом? – Нет, синьор, я надеялся, что вы об этом никогда не узнаете. – Тебе не занимать откровенности, мошенник, – расхохотался Фачино и встал с кресла. – Однако тебе непоздоровилось бы, если бы я не услышал, что у меня неожиданно появился сын. Фачино подошел к Беллариону и, к его величайшему изумлению, положил ему руку на плечо и пристально посмотрел в глаза. – Твоя попытка спасти жизнь Пустерлы, невзирая на смертельную опасность, достойна наивысшей похвалы. Это поистине рыцарский поступок – иначе я его не могу оценить. И ты еще утверждаешь, что собирался стать монахом? – Наш аббат мечтал об этом, – покраснев, ответил Белларион, смущенный неожиданной похвалой и мягкостью тона, с которым она была произнесена. – И он, наверное, пострижет меня, когда я вернусь из Павии. – Ты в самом деле хочешь в Павию? – Боюсь, что уже нет. – Клянусь святым Готардо, ты не похож на попа. Впрочем, это твое личное дело. Фачино снял руку с плеча Беллариона и сделал несколько шагов в сторону открытой лоджии, за которой мерцала прозрачно синяя, как сапфир, ночь. – Я обещаю тебе защиту, на которую ты так надеялся, объявляя себя моим сыном, и завтра тебя снабдят всем необходимым, чтобы добраться до Павии и приступить к учебе. – Синьор, вы укрепляете мою веру в чудеса, – сказал Белларион. Фачино улыбнулся и хлопнул в ладоши. Появились слуги в красно белых ливреях, и Фачино передал Беллариона на их попечение, велев вымыть и накормить юношу, прежде чем они продолжат свою беседу. Глава III. ГРАФИНЯ БЬЯНДРАТСКАЯ Фачино Кане и Белларион долго беседовали в эту ночь, так что утро следующего дня застало Беллариона еще в Милане. И прошло несколько лет, прежде чем он, отнюдь не студентом, появился в Павии. Фачино казалось, что юноша чем то похож на него самого: тот же причудливый, философский взгляд на вещи, такая же живость ума и великолепное самообладание, в те времена редкое даже среди наиболее просвещенных людей. Но кроме этого, Белларион обнаружил глубокую и разностороннюю ученость, всегда вызывавшую уважение Фачино, не продвинувшегося в науках далее умения писать и читать, однако со свойственной ему проницательностью отдававшего себе отчет в том, насколько обширны завоеванные разумом пространства. Фачино восхищался правильными чертами лица Беллариона, гибкостью его фигуры, в которой чувствовалась незаурядная сила, и грациозностью его движений; ему казалось, что будь у него самого сын, ему хотелось бы, чтобы он походил на Беллариона. |
