На лице Акико внезапно отразилась боль. Она с горечью посмотрела на Киндаити и, почти срываясь на рыдания, заговорила.

– Не знаю, кто вы, но слушали меня внимательно. Дело было вот как. – Она перевела дыхание. – Он служил в Центральном Китае и демобилизовался довольно быстро. В сорок шестом году мы поженились. Для нас обоих это был первый брак. Я сразу забеременела и в сорок седьмом родила Юкико. Вот тогда‑то с ним и началось неладное. Мы жили в наших родных краях, в уезде Сисо префектуры Хёго, и он принялся раз в неделю ездить в Кобэ. Я‑то думала, что муж ищет работу, а он – ну кто мог подумать! – попробовал там наркотики и стал ездить туда запасаться.

Акико тяжело вздохнула:

– Я отчаянно пыталась его спасти, но сама же отступалась, видя его мучения при ломке. В одночасье мы потеряли то немногое, что имели. Кто‑то из нас должен был начать работать. Мне по наивности казалось, что уж я‑то, во всяком случае, смогу уберечь себя, и несмотря на все его протесты отправилась в Кобэ. Но не прошло и месяца, как возвращение домой стало для меня невозможным.

– Что вы хотите этим сказать?

– Есть в этой жизни то, от чего у женщины просто не хватит физических сил уберечься – мужское насилие. Меня изнасиловал китаец, державший под контролем черный рынок в Кобэ. Нет, он не издевался надо мной, даже чуть не извинялся за то, что из‑за наркотиков ослаб и долго не мог взять. Я не могла такой вернуться к мужу. С тех пор я так и перехожу из рук в руки от китайца к китайцу.

Акико закрыла лицо руками и горько заплакала. Классический пример пути к пропасти, который проходили японские женщины послевоенных лет.

Дождавшись, когда Акико успокоилась, Тодороку рассказал ей, в чем суть показаний Нэдзу. Она слушала его с изумлением, молча переводя вопрошающий взгляд с инспектора на частного сыщика, а в конце рассказа опять остановила взгляд на Тодороку с вопросом:

– Но почему же все‑таки он сотворил такую дикость?

– Вот это мы и хотим узнать. Господин Нэдзу искренне признается в том, что один труп он изуродовал, а другой утопил, но как только заходит речь о причине подобных действий, он тут же категорически отказывается говорить. У вас есть какие‑нибудь догадки на этот счет?

– Совершенно никаких.

– Вы ничего не знаете о женщине по имени Катагири Цунэко?

– Нет. Мы давно живем с ним порознь, и в тот вечер он о ней тоже не упоминал. Только…

– Что – «только»?

– Только если у него и были с ней какие‑то отношения, то не как с женщиной. Он совершенно бессилен по мужской части.

– Да мы тоже не думаем, что здесь плотская связь. Видимо, кто‑то не желал, чтобы прошлое мадам стало известно, и Нэдзу сделал все, чтобы прикрыть того человека. Вас это не наводит ни на какие мысли?

Нет, ей ничего не приходило в голову. Но она согласилась, что такой поступок как раз в характере Нэдзу.

– Значит, – вздохнула печально Акико, – наказание неизбежно?

– А знаете, – подал голос Киндаити Коскэ, – он и сам хочет этого. Хочет сесть в тюрьму.

– Почему вы так думаете?

– Он надеется таким образом порвать с наркотиками. Что же, тюрьма для этого идеальное место. А потом все будет так, как вы сами хотели там, на лугу – он станет таким, каким был прежде.

Акико, не произнося ни слова, внимательно посмотрела на Киндаити, потом перевела взгляд на Тодороку. Он ободряюще кивнул ей, и глаза ее снова увлажнились. Она благодарно склонила голову.

– Спасибо. Позвольте мне встретиться с Нэдзу. Раз он принял такое решение, я тоже должна как можно скорее начать другую жизнь.

Прежде, чем допустить Акико к мужу, было проведено опознание.