Когда он провел ее в комнату, здесь еще стоял свежий запах краски, а на столе были разбросаны копии каких‑то текстов. Похоже, это киносценарий!

Видно, этот человек имеет отношение к киностудии Тэйто. Зарабатывает на жизнь, делая им копии сценариев.

В тот самый момент, когда Дзюнко это сообразила, прозвучал сухой вопрос:

– У вас ко мне какое‑то дело?

– У меня… Ну да…

Дзюнко опять была застигнута врасплох. От смущения у нее перехватило голос:

– Я… Я просто не знаю, как поступить, – быстро добавила она, справившись с растерянностью.

Нэдзу, не произнося ни слова, поглядывал то на Дзюнко, то за окно. Другой бы тут же принялся выяснять, что случилось, а этот не спрашивает. О нем и слава такая – молчун, лишний раз рта не откроет.

Нетерпеливой Дзюнко пришлось продолжить самой:

– Вы, наверное, и сами обратили внимание на вон того мужчину на крыше в японских штанах? Он там вместе с полицейскими.

Вместо ответа Нэдзу утвердительно кивнул.

– Вы знаете, кто это?

Вместо ответа Нэдзу отрицательно качнул головой.

Как уже упоминалось, отличительная черта этого человека – безразличная отстраненность. Лицо красивое, словно высеченное, но глубокие морщины на лбу все равно бросаются в глаза. Ведь лет‑то ему не так уж и много. Сорок два, ну, может, сорок четыре – сорок пять. Кто‑то вроде говорил, что он бывший профессиональный военный.

– Так вот, это – довольно известная личность. Частный сыщик Киндаити Коскэ.

Впервые в лице Нэдзу что‑то, пусть даже и самую малость, изменилось. Брови немного приподнялись. Но понять, знакомо ли ему имя Киндаити Коскэ, было невозможно.

– Насколько я понимаю, это ваш знакомый?

– Да. И это я его сюда притащила. А теперь вот раскаиваюсь… – Дзюнко остановилась. Но господин Нэдзу снова погрузился в молчание, и она перешла на свою привычную скороговорку.

– Господин комендант, вы же знаете, здесь в квартале гуляют грязные письма. Ну, те самые – Ladies and Gentlemen … Которые, чтобы почерк скрыть, из слов наклеенных…

– Вы имеете в виду ту историю, когда девушка по имени Киёми чуть не покончила с собой?

Эта медленно произнесенная фраза была первым проявлением хоть какой‑то активности со стороны Нэдзу. Дзюнко, словно почерпнув в ней уверенность, прямо подскочила на стуле.

– Ну да, я как раз об этом. Вы ведь тогда как поступили? Сказали, что никому про это рассказывать нельзя, чтобы у Киёми и ее дяди не вышло неприятностей, и велели мне молчать, но…

– При чем тут то письмо?

– Я про него Киндаити‑сэнсэю рассказала. Нет‑нет, подробно говорить у нас с ним времени не было, я только в двух словах… Ну, в общем, сказала, что мерзкое письмо было и что Киёми из‑за него чуть руки на себя не наложила.

Увидев упрек в глазах собеседника, Дзюнко быстро добавила:

– Да нет, я же понимаю – про такие личные тайны нельзя налево‑направо языком трепать. Но поймите, у меня просто не было выхода! Мы тоже получили анонимку – совершенно так же сделанную, и муж мой из‑за нее с позавчерашнего дня дома не появлялся.

– Вы получили такое же письмо?

Взгляд пристальный, слова чеканит медленно. Голос глухой, словно откуда‑то из самого нутра.

– Да. Про содержание позволю себе не говорить, но сделано оно абсолютно так же. Начинается «Ladies and Gentlemen»  и вырезанные слова наклеены. Муж прочитал и, похоже, здорово рассердился – ушел утром и не вернулся. Я страшно обозлилась. Конечно, это наши семейные проблемы, но ведь по кварталу могут и другие подобные письма гулять, и, возможно, еще кто‑нибудь из‑за них страдает! Я со вчерашнего дня принялась искать мужа, сегодня тоже с утра пораньше все, что можно, обошла, а на Сибуя вижу – Киндаити‑сэнсэй.