Бесовскую породу-то не усмиришь… «А ведь меня от работы отстранят, - подумал я, - на годик-другой… Целых два года слоняться, хвост поджав? Терпеть насмешки?.. Ох ты, пламя преисподней, как же не везет-то!»
- Двинули, - сказал Филимон, хлопнув меня по плечу. - Чего время-то тянуть?
- Действительно… Время тянуть незачем…
- Да не переживай ты так! - Филимон обнадеживающе хохотнул. - Подумаешь, задание не выполнил! Подумаешь, выговор и временное отстранение от работы!.. Относись проще ко всему! Я вот раз двадцать ни с чем возвращался в контору, да еще и с хвостом подпаленным, и с рогами наполовину отшибленными!.. Никогда не знаешь, с чем столкнуться придется… Пошли… Бабка, давай зелье!
Заманиха скинула ему полотняный мешочек с травами.
- И я с вами! - заявил Гаврила.
- Отрок! - погрозил ему пальцем Филимон. - Предупреждаю тебя - не возникай! Иди домой, к папаше, а то…
- Адик! - жалостливо так позвал Гаврила. - Скажи ему, чтобы он не очень… Я попрощаться хочу… Сдружились ведь мы с тобой.
Филимон заржал.
- Пускай идет, - пробормотал я. - Чего там…
- Вот спасибо! - Гаврила неизвестно чему жутко обрадовался - прямо засветился-залоснился весь, как бумага, в которую добрый кусок масла завернут. - Вот спасибо тебе! Вот спасибо!
- Эй! - вдруг хлопнул себя Филимон по лбу. - Адик! Чуть не забыли! Валяй переодевайся!
Как-то не хотелось суетиться, портить печальную торжественность момента… Но всё же перспектива навсегда лишиться любимых джинсов, футболки, бейсболки и ботинок заставила встряхнуться. Мы опять выгнали Заманиху из ее избушки. Пока я переодевался, Филимон стоял рядом, задумчиво докуривая одну из последних моих сигарет.
- Ай негодник! - заорала снаружи бабка - надо думать, на Гаврилу. - Ты что это, паскудник, делаешь?! Я тебе сейчас…
Какому именно наказанию старая ведьма хотела подвергнуть Гаврилу, узнать так и не удалось. Раздался смачный плевок, и крики стихли.
Филимон высунулся из окна. Я как раз зашнуровывал ботинки, когда он спросил:
- Что тут происходит?
Гаврила невнятно что-то пробурчал. Филимон засмеялся.
- Чего-то они с бабкой не поделили, - сказал он, сползая с подоконника, - детина ее и обезвредил.
Я затянул шнурок и поднялся.
- Готов? - осведомился мой коллега.
- Ага…
Филимон выпрыгнул из избушки, подхватил с травы сверток с колдовским зельем и помахал мне рукой.
- Иду-иду… - вздохнул я.
* * *
Шли мы молча. Поначалу, пока не добрались до реки, Филимон пытался развеселить меня корпоративными анекдотами. Задорно трещал о том, как искал однажды для французского дипломата пропавшие фамильные драгоценности: француз хранить камешки поручил дряхлому камердинеру, а тот, страдая одновременно маразмом и склерозом, ценный сверточек упрятал в начинку пирога и, конечно, об этом забыл…
Пирог съел на приеме английский граф, почувствовал на зубах чтой-то, рассмотрел и, будучи пройдохой, заглотил драгоценности. Заработал чудовищное расстройство желудка, но, по понятным причинам не желая посещать уборную в чужом доме, решил терпеть до гостиницы. |