В городе сочетались старые одноэтажные районы с помпезными дореволюционными и современными зданиями. Маячили вдали купола церквей. Радовали глаз живописные парки и скверы.

– Это «утюжок». Недавно сдали, – кивал с гордостью Тальянов на многоэтажное здание с полукруглым фасадом, огромными сияющими витринами и надписью «Универсальный магазин». – Почти что столичный ГУМ. А на последних этажах вся наша пресса и профсоюз прописались. Мощно?

– Мощно, – с улыбкой кивнул Апухтин.

Потом открылось тяжелое официально-монументальное здание Центрально-черноземного обкома партии. Театр, памятники – все как положено в крупном промышленном областном центре. Не Москва, конечно, но впечатляет.

Наконец, добрались до недавно отстроенного в конструктивистском стиле здания Юго-Восточной железной дороги – величественного, закругленного, с массивной башней. А за ним располагался небольшой особнячок, куда они и держали путь.

Вахтер на дверях торжественно объявил, что товарищ Артем, его здесь именовали исключительно так, на месте.

Кабинет руководителя административной комиссии был очень просторный, на самокате можно ездить. На стенах висели неизменные портреты руководителей государства и классиков марксизма. Стояло несколько массивных, до потолка, шкафов с книгами и папками.

Начальник розыска вежливо поздоровался с хозяином кабинета и объявил:

– Вот, Артем Сергеевич, привел к вам в гости сотрудника нашего с Ростова. У него вопрос по старым революционным делам.

Товарищ Артем вылез из-за покрытого зеленым сукном стола на львиных ножках и шагнул навстречу посетителям. Ростом он был даже повыше Тальянова. Весь кряжистый, заматерелый, голова седая, как лунь. Морщины делали лицо суровым и неприступным, но стоило ему улыбнуться скромной и доверительной улыбкой, как он тут же вызвал к себе расположение.

– Ну, так присаживайтесь, гости добрые, – пригласил хозяин кабинета.

Настороженности, которая возникает обычно при визитах представителей органов, в нем не было и в помине. А только спокойствие, уверенность в себе и доброжелательность. Действительно, кремень-человек.

– Говорите, что стряслось, – предложил Абдулов.

– Да дело очень старое, – пояснил Апухтин. – Еще по заградительному продотряду.

В двух словах он расписал ситуацию. Товарищ Артем задумался. Наморщился, будто пытаясь поймать за хвост ускользающую мысль.

– Кугель, Кугель. Что-то знакомое. А что?

Он помолчал. И неожиданно хлопнул так ладонью по столу, что массивный бронзовый чернильный прибор подпрыгнул:

– А ведь помню такого! Из студентов. Все пытался к нашему рабочему делу примазаться!

– И что он представлял из себя? – поинтересовался Апухтин.

– Прохвост, одно слово. Время сам знаешь какое было. К нам разный народ приходил. Работа опасная, можно было и пулю схлопотать. Но вполне можно было и нажиться. Вот и швартовались у нас и герои, и кусочники.

– Этот из кусочников?

– Именно… Двое их было. Вышиб их к чертям, когда они конфискованное мясо через спекулянтов стали толкать. Мог бы и расстрелять – тогда с этим делом строго было. Но пожалел дураков. Учел их заслуги.

– А с кем вместе вышибли? – Апухтина заинтересовал этот момент.

– Да не помню, – досадливо произнес товарищ Артем и, видя разочарованное выражение на лице гостя, успокоил его: – Не горюй, парень.