Она поставила локти на стол и, закрыв ладонями лицо, удалилась в тот странный мир, который пасынок Нико называл «небытием» и который она давно научилась находить внутри себя. В ее случае это был целый лабиринт коридоров со множеством дверей, каждая из которых была снабжена своим замком и ключом.

В этих коридорах она чувствовала себя в безопасности, но там было множество поворотов и темных углов, а также — дверей, которые зловеще дребезжали и перекликались голосами давно умерших людей. И стоило ей подумать о том, что там, за этими дверями, как запоры на них ослабевали.

Так что она старалась об этом не думать.

Но где-то там дальше была еще одна дверь.., все еще открытая.

Ишад знала, что она там есть. Чувствовала. Дверь находилась в самом дальнем и темном конце коридора, и туда ей идти не хотелось. А ведь можно было потихоньку подкрасться к этой двери и, быстро ее захлопнув, повернуть ключ в замке. Но она цепенела от страха при мысли о том, что там, внутри. Однако если так ничего и не сделать, то все это так и останется нетронутым, неповрежденным на долгие годы… Ничего, время еще есть. И наступит такой момент, когда она все-таки соберется с силами…

А там, в той комнате, находилось сокровище. Там вращался синий магический кристалл, дающий власть, тайное могущество.

Кристалл этот был украден, когда магия Санктуария была повержена в прах. Ишад сама спрятала его в таком месте, куда не смог бы проникнуть ни один маг, не убив ее прежде, но она — уже в силу самого проклятья, вызвавшего ее к жизни, — умереть не могла.

И еще там, во тьме, далеко, ждало ее что-то еще — она и сейчас практически могла видеть это нечто — с красными глазами, улыбающееся ей…

И было еще множество дверей, за которыми она заперла всех, кто ей доверял. И ключи от них она бережно хранила, спрятав их в той комнате, где находился магический кристалл, дающий безграничную власть.

И ее главной, единственной добродетелью было то, что она все время прислушивалась к этому гулу голосов, к их перекличке, сохраняя при этом хладнокровие и здравомыслие, хотя все в ней буквально кричало, требуя выпустить их, чтобы они оставались с нею, совершенно беззащитные перед тем красноглазым НЕЧТО, что ждало там, во тьме.

Особенно беззащитен был Стратон.

Ты же исцелила эту проклятую лошадь, неужели ты мне не можешь помочь?

Как болит у нее внутри!

Исцелить его? Ну что ж, пожалуй. Этим она докажет ему, что не отреклась от него, что есть еще надежда для них обоих.

А потом, потом…

Перед ее мысленным взором возникло его неподвижное тело — он был мертв, как все прочие ее любовники, и утренний свет играл на застывшем челе. Уже одно то, что он любил ее, обрекает его на вечное проклятье. И теперь он уже не может принять свое исцеление как проявление доброты. Нет, для него это будет означать отпущение грехов. И вернет его к ней, но иным — более настойчивым, более самодостаточным, более жестоким и с еще большим отчаянием стремящимся доказать ей свою мужественность, свою мужскую силу после всего, что он перенес…

…Но как раз это-то и убьет его! Такова природа ее проклятья.

НЕЧТО во мраке ее души мерзко захихикало. Уж ОНО-то знает… И радуется ее беспомощности, когда она держит в своих руках то, что ОНО так хочет заполучить.

«Но ведь можно обратиться к Рэндалу, — думала она. — Попросить помощи у Гильдии Магов».