Его все посещали,
особенно заезжие, добиваясь юродивого слова, поклоняясь и жертвуя.
Пожертвования, иногда значительные, если не распоряжался ими тут же сам
Семен Яковлевич, были набожно отправляемы в храм божий и по преимуществу в
наш Богородский монастырь; от монастыря с этою целью постоянно дежурил при
Семене Яковлевиче монах. Все ожидали большого веселия. Никто из этого
общества еще не видал Семена Яковлевича. Один Лямшин был у него когда-то
прежде и уверял теперь, что тот велел его прогнать метлой и пустил ему вслед
собственною рукой двумя большими вареными картофелинами. Между верховыми я
заметил и Петра Степановича, опять на наемной казацкой лошади, на которой он
весьма скверно держался, и Николая Всеволодовича, тоже верхом. Этот не
уклонялся иногда от всеобщих увеселений и в таких случаях всегда имел
прилично веселую мину, хотя попрежнему говорил мало и редко. Когда
экспедиция поравнялась, спускаясь к мосту, с городскою гостиницей, кто-то
вдруг объявил, что в гостинице, в ну мере, сейчас только нашли
застрелившегося проезжего и ждут полицию. Тотчас же явилась мысль посмотреть
на самоубийцу. Мысль поддержали; наши дамы никогда не видали самоубийц.
Помню, одна из них сказала тут же вслух, что "всЈ так уж прискучило, что
нечего церемониться с развлечениями, было бы занимательно". Только немногие
остались ждать у крыльца; остальные же гурьбой вошли в грязный коридор, и
между прочими я к удивлению увидал и Лизавету Николаевну. Нумер
застрелившегося был отперт и, разумеется, нас не посмели не пропустить. Это
был еще молоденький мальчик, лет девятнадцати, никак не более, очень должно
быть хорошенький собой, с густыми белокурыми волосами, с правильным овальным
обликом, с чистым прекрасным лбом. Он уже окоченел, и беленькое личико его
казалось как будто из мрамора. На столе лежала записка, его рукой, чтобы не
винили никого в его смерти и что он застрелился потому, что "прокутил"
четыреста рублей. Слово прокутил так и стояло в записке: в четырех ее
строчках нашлось три грамматических ошибки. Тут особенно охал над ним
какой-то повидимому сосед его, толстый помещик, стоявший в другом нумере по
своим делам. Из слов того оказалось, что мальчик отправлен был семейством,
вдовою матерью, сестрами и тетками, из деревни их в город, чтобы, под
руководством проживавшей в городе родственницы, сделать разные покупки для
приданого старшей сестры, выходившей замуж, и доставить их домой. Ему
вверили эти четыреста рублей, накопленные десятилетиями, охая от страху и
напутствуя его бесконечными назиданиями, молитвами и крестами. Мальчик
доселе был скромен и благонадежен. Приехав три дня тому назад в город, он к
родственнице не явился, остановился в гостинице и пошел прямо в клуб, в
надежде отыскать где-нибудь в задней комнате какого-нибудь заезжего
банкомета или по крайней мере стуколку. |