Веселые и жадно-любопытные взгляды устремились на Семена Яковлевича, равно
как лорнеты, пенсне и даже бинокли; Лямшин по крайней мере рассматривал в
биноколь. Семен Яковлевич спокойно и лениво окинул всех своими маленькими
глазками.
- Миловзоры! миловзоры! - изволил он выговорить сиплым баском и с
легким восклицанием.
Все наши засмеялись: "Что значит миловзоры?" Но Семен Яковлевич
погрузился в молчание и доедал свой картофель. Наконец утерся салфеткой, и
ему подали чаю.
Кушал он чай обыкновенно не один, а наливал и посетителям, но далеко не
всякому, обыкновенно указывая сам кого из них осчастливить. Распоряжения эти
всегда поражали своею, неожиданностью. Минуя богачей и сановников,
приказывал иногда подавать мужику или какой-нибудь ветхой старушонке; другой
раз, минуя нищую братию, подавал какому-нибудь одному жирному купцу-богачу.
Наливалось тоже разно, одним в накладку, другим в прикуску, а третьим и
вовсе без сахара. На этот раз осчастливлены были захожий монашек стаканом в
накладку, и старичок-богомолец, которому дали совсем без сахара. Толстому же
монаху с кружкой из монастыря почему-то не поднесли вовсе, хотя тот, до сих
пор, каждый день получал свой стакан.
- Семен Яковлевич, скажите мне что-нибудь, я так давно желала с вами
познакомиться, - пропела с улыбкой и прищуриваясь та пышная дама из нашей
коляски, которая заметила давеча, что с развлечениями нечего церемониться,
было бы занимательно. Семен Яковлевич даже не поглядел на нее. Помещик,
стоявший на коленях, звучно и глубоко вздохнул, точно приподняли и опустили
большие мехи.
- В накладку! - указал вдруг Семен Яковлевич на купца-стотысячника; тот
выдвинулся вперед и стал рядом с помещиком.
- "Еще ему сахару!" - приказал Семен Яковлевич, когда уже налили
стакан; положили еще порцию. "Еще, еще ему!" Положили еще в третий раз и
наконец в четвертый. Купец беспрекословно стал пить свой сироп.
- Господи! - зашептал и закрестился народ. Помещик опять звучно и
глубоко вздохнул.
- Батюшка! Семен Яковлевич! - раздался вдруг горестный, но резкий до
того, что трудно было и ожидать, голос убогой дамы, которую наши оттерли к
стене. - Целый час, родной, благодати ожидаю. Изреки ты мне, рассуди меня
сироту.
- Спроси, - указал Семен Яковлевич слуге причетнику. Тот подошел к
решетке:
- Исполнили ли то, что приказал в прошлый раз Семен Яковлевич? -
спросил он вдову тихим и размеренным голосом.
- Какое, батюшка, Семен Яковлевич, исполнила, исполнишь с ними! -
завопила вдова, - людоеды, просьбу на меня в окружной подают, в сенат
грозят; это на родную-то мать!..
- Дать ей!.. -у казал Семен Яковлевич на голову сахару. Мальчишка
подскочил, схватил голову и потащил ко вдове.
- Ох, батюшка, велика твоя милость. |