Но гениальный писатель ничего этого не
замечал. Он продолжал сюсюкать и мямлить, знать не зная публики, так что все
стали приходить в недоумение. Как вдруг в задних рядах послышался одинокий,
но громкий голос:
- Господи, какой вздор!
Это выскочило невольно и, я уверен, безо всякой демонстрации. Просто
устал человек. Но господин Кармазинов приостановился, насмешливо поглядел на
публику, и вдруг просюсюкал с осанкой уязвленного камергера: - Я, кажется,
вам, господа, надоел порядочно?
Вот в том-то и вина его, что он первый заговорил; ибо, вызывая таким
образом на ответ, тем самым дал возможность всякой сволочи тоже заговорить и
так-сказать даже законно, тогда как если б удержался, то посморкались,
посморкались бы, и сошло бы как-нибудь... Может быть, он ждал аплодисмента в
ответ на свой вопрос; но аплодисмента не раздалось; напротив, все как будто
испугались, съЈжились и притихли.
- Вы вовсе никогда не видали Анк-Марция, это всЈ слог, - раздался вдруг
один раздраженный, даже как бы наболевший голос.
- Именно, - подхватил сейчас же другой голос: - нынче нет привидений, а
естественные науки. Справьтесь с естественными науками.
- Господа, я менее всего ожидал таких возражений, - ужасно удивился
Кармазинов. Великий гений совсем отвык в Карлсруэ от отечества.
- В наш век стыдно читать, что мир стоит на трех рыбах, - протрещала
вдруг одна девица. - Вы, Кармазинов, не могли спускаться в пещеры к
пустыннику. Да и кто говорит теперь про пустынников?
- Господа, всего более удивляет меня, что это так серьезно. Впрочем...
впрочем вы совершенно правы. Никто более меня не уважает реальную правду...
Он хоть и улыбался иронически, но сильно был поражен. Лицо его так и
выражало: "Я ведь не такой, как вы думаете, я ведь за вас, только хвалите
меня, хвалите больше, как можно больше, я это ужасно люблю"...
- Господа, - прокричал он наконец уже совсем уязвленный, - я вижу, что
моя бедная поэмка не туда попала. Да и сам я, кажется, не туда попал.
- Метил в ворону, а попал в корову, - крикнул во всЈ горло какой-то
дурак, должно быть пьяный, и на него уж конечно не надо бы обращать
внимания. Правда, раздался непочтительный смех.
- В корову, говорите вы? - тотчас же подхватил Кармазинов. Голос его
становился всЈ крикливее. - Насчет ворон и коров я позволю себе, господа,
удержаться. Я слишком уважаю даже всякую публику, чтобы позволить себе
сравнения, хотя бы и невинные; но я думал...
- Однако вы, милостивый государь, не очень бы... - прокричал кто-то из
задних рядов.
- Но я полагал, что, кладя перо и прощаясь с читателем, буду
выслушан...
- Нет, нет, мы желаем слушать, желаем, - раздалось несколько
осмелившихся наконец голосов из первого ряда.
- Читайте, читайте! - подхватило несколько восторженных дамских
голосов, и наконец-то прорвался аплодисмент, правда мелкий, жиденький. |