Изменить размер шрифта - +
  Но  гениальный писатель  ничего  этого  не
замечал. Он продолжал сюсюкать и мямлить, знать не зная публики, так что все
стали приходить в недоумение. Как  вдруг в задних рядах послышался одинокий,
но громкий голос:
     - Господи, какой вздор!
     Это выскочило невольно и, я уверен, безо  всякой  демонстрации.  Просто
устал человек. Но господин Кармазинов приостановился, насмешливо поглядел на
публику, и вдруг просюсюкал с осанкой уязвленного  камергера:  - Я, кажется,
вам, господа, надоел порядочно?
     Вот в  том-то и вина  его, что  он первый заговорил; ибо, вызывая таким
образом на ответ, тем самым дал возможность всякой сволочи тоже заговорить и
так-сказать  даже  законно,  тогда  как если б удержался,  то  посморкались,
посморкались бы, и сошло бы как-нибудь... Может быть, он ждал аплодисмента в
ответ на свой вопрос; но аплодисмента не раздалось; напротив,  все как будто
испугались, съЈжились и притихли.
     - Вы вовсе никогда не видали Анк-Марция, это всЈ слог, - раздался вдруг
один раздраженный, даже как бы наболевший голос.
     - Именно, - подхватил сейчас же другой голос: - нынче нет привидений, а
естественные науки. Справьтесь с естественными науками.
     -  Господа, я менее всего ожидал  таких  возражений,  - ужасно удивился
Кармазинов. Великий гений совсем отвык в Карлсруэ от отечества.
     - В наш век стыдно  читать, что  мир  стоит на трех рыбах, - протрещала
вдруг  одна  девица.  -  Вы,  Кармазинов,  не  могли  спускаться  в пещеры к
пустыннику. Да и кто говорит теперь про пустынников?
     -  Господа, всего более удивляет меня, что это так серьезно. Впрочем...
впрочем вы совершенно правы. Никто более меня не уважает реальную правду...
     Он хоть и  улыбался иронически, но сильно  был поражен. Лицо  его так и
выражало:  "Я ведь  не такой,  как вы думаете, я ведь за вас, только хвалите
меня, хвалите больше, как можно больше, я это ужасно люблю"...
     - Господа, - прокричал  он наконец уже совсем уязвленный, - я вижу, что
моя бедная поэмка не туда попала. Да и сам я, кажется, не туда попал.
     - Метил  в  ворону, а попал в корову, - крикнул во всЈ  горло  какой-то
дурак,  должно  быть пьяный,  и  на него  уж  конечно  не  надо бы  обращать
внимания. Правда, раздался непочтительный смех.
     - В корову, говорите  вы?  - тотчас же подхватил  Кармазинов. Голос его
становился всЈ крикливее. -  Насчет ворон  и коров я  позволю себе, господа,
удержаться.  Я  слишком  уважаю даже всякую  публику, чтобы  позволить  себе
сравнения, хотя бы и невинные; но я думал...
     - Однако вы, милостивый государь, не очень бы... -  прокричал кто-то из
задних рядов.
     -  Но  я  полагал,  что,  кладя  перо  и  прощаясь  с  читателем,  буду
выслушан...
     -   Нет,  нет,  мы  желаем  слушать,  желаем,   -  раздалось  несколько
осмелившихся наконец голосов из первого ряда.
     -  Читайте,  читайте!   -  подхватило  несколько  восторженных  дамских
голосов,  и  наконец-то  прорвался  аплодисмент, правда  мелкий,  жиденький.
Быстрый переход