..
- Да повара-то полезнее, - прокричал тот самый семинарист, который был
в "заседании" у Виргинского. Порядок несколько нарушился. Из многих рядов
повскочили, чтобы видеть церемонию с лавровым венком.
- Я за повара теперь еще три целковых придам, - громко подхватил другой
голос, слишком даже громко, громко с настойчивостью.
- И я.
- И я.
- Да неужели здесь нет буфета?
- Господа, это просто обман...
Впрочем надо признаться, что все эти разнузданные господа еще сильно
боялись наших сановников, да и пристава, бывшего в зале. Кое-как, минут в
десять, все опять разместились, но прежнего порядка уже не восстановлялось.
И вот в этот-то начинающийся хаос и попал бедный Степан Трофимович...
IV.
Я однако сбегал к нему еще раз за кулисы и успел предупредить, вне
себя, что, по моему мнению, всЈ лопнуло и что лучше ему вовсе не выходить, а
сейчас же уехать домой, отговорившись хоть холериной, а я бы тоже скинул
бант и с ним отправился. Он в это мгновение проходил уже на эстраду, вдруг
остановился, оглядел меня высокомерно с головы до ног и торжественно
произнес:
- Почему же вы считаете меня, милостивый государь, способным на
подобную низость?
Я отступил. Я убежден был как дважды два, что без катастрофы он оттуда
не выйдет. Между тем как я стоял в полном унынии, предо мною мелькнула опять
фигура приезжего профессора, которому очередь была выходить после Степана
Трофимовича и который давеча всЈ поднимал вверх и опускал со всего размаху
кулак. Он всЈ еще так же расхаживал взад и вперед, углубившись в себя и
бормоча что-то себе под нос с ехидною, но торжествующею улыбкой. Я как-то
почти без намерения (дернуло же меня и тут) подошел и к нему:
- Знаете, - сказал я, - по многим примерам, если читающий держит
публику более двадцати минут, то она уже не слушает. Полчаса никакая даже
знаменитость не продержится...
Он вдруг остановился и даже как бы весь затрясся от обиды. Необъятное
высокомерие выразилось в его лице.
- Не беспокойтесь, - пробормотал он презрительно и прошел мимо. В эту
минуту раздался в зале голос Степана Трофимовича.
"Э, чтобы вас всех!" подумал я и побежал в залу.
Степан Трофимович уселся в кресла, еще среди остававшегося беспорядка.
В передних рядах его видимо встретили нерасположенные взгляды. (В клубе его
в последнее время как-то перестали любить и гораздо меньше прежнего
уважали.) Впрочем и то уж было хорошо, что не шикали. Странная была у меня
идея еще со вчерашнего дня: мне всЈ казалось, что его тотчас же освищут,
лишь только он покажется. А между тем его не сейчас даже и приметили за
некоторым остававшимся беспорядком. И на что мог надеяться этот человек,
если уж с Кармазиновым так поступили? Он был бледен; десять лет не являлся
он пред публикой. |