|
Но как ни был я худо настроен в пользу бала еще давеча утром, - всЈ же я не предчувствовал полной истины: ни единого семейства из высшего круга не явилось; даже чиновники чуть-чуть позначительнее манкировали, - а уж это была чрезвычайно сильная черта. Что до дам и девиц, то давешние расчеты Петра Степановича (теперь уже очевидно коварные) оказались в высшей степени неправильными: съехалось чрезвычайно мало; на четырех мужчин вряд ли приходилась одна дама, да и какие дамы! "Какие-то" жены полковых обер-офицеров, разная почтамтская и чиновничья мелюзга, три лекарши с дочерьми, две-три помещицы из бедненьких, семь дочерей и одна племянница того секретаря, о котором я как-то упоминал выше, купчихи, - того ли ожидала Юлия Михайловна? Даже купцы наполовину не съехались. Что до мужчин, то несмотря на компактное отсутствие всей нашей знати, масса их всЈ-таки была густа, но производила двусмысленное и подозрительное впечатление. Конечно тут было несколько весьма тихих и почтительных офицеров с своими женами, несколько самых послушных отцов семейств, как всЈ тот же, например, секретарь, отец своих семи дочерей. Весь этот смирный мелкотравчатый люд явился так сказать "по неизбежности", как выразился один из этих господ. Но с другой стороны, масса бойких особ, и кроме того масса таких лиц, которых я и Петр Степанович заподозрили давеча как впущенных без билетов, казалось, еще увеличилась против давешнего. Все они пока сидели в буфете и, являясь, так и проходили прямо в буфет, как в заранее условленное место. Так по крайней мере мне показалось. Буфет помещался в конце амфилады комнат, в просторной зале, где водворился Прохорыч со всеми обольщениями клубной кухни и с заманчивою выставкой закусок и выпивок. Я заметил тут несколько личностей чуть не в прорванных сюртуках, в самых сомнительных, слишком не в бальных костюмах, очевидно вытрезвленных с непомерным трудом и на малое время, и бог знает откуда взятых, каких-то иногородных. Мне конечно было известно, что по идее Юлии Михайловны предположено было устроить бал самый демократический, "не отказывая даже и мещанам, если бы случилось, что кто-нибудь из таковых внесет за билет". Эти слова она смело могла выговорить в своем комитете, в полной уверенности, что никому из мещан нашего города, сплошь нищих, не придет в голову взять билет. Но всЈ-таки я усумнился, чтоб этих мрачных и почти оборванных сертучников можно было впустить, несмотря на весь демократизм комитета. Но кто же их впустил и с какою целью? Липутин и Лямшин были уже лишены своих распорядительских бантов (хотя и присутствовали на бале, участвуя в "кадрили литературы"); но место Липутина занял, к удивлению моему, тот давешний семинарист, который всего более оскандалил "Утро" схваткой со Степаном Трофимовичем, а место Лямшина - сам Петр Степанович; чего же можно было ожидать в таком случае? Я старался прислушаться к разговорам. |
