- Арестовать первую! - крикнул тот, грозно наводя на нее свой перст, -
обыскать первую! Бал устроен с целью поджога...
Она вскрикнула и упала в обморок (о, уж конечно в настоящий обморок).
Я, князь и генерал бросились на помощь; были и другие, которые нам помогли в
эту трудную минуту, даже из дам. Мы, вынесли несчастную из этого ада в
карету; но она очнулась лишь подъезжая к дому, и первый крик ее был опять об
Андрее Антоновиче. С разрушением всех ее фантазий пред нею остался один
только Андрей Антонович. Послали за доктором. Я прождал у нее целый час,
князь тоже; генерал в припадке великодушия (хотя и очень перепугался сам)
хотел не отходить всю ночь от "постели несчастной", но через десять минут
заснул в зале, еще в ожидании доктора, в креслах, где мы его так и оставили.
Полицеймейстер, поспешивший с бала на пожар, успел вывести вслед за
нами Андрея Антоновича и усадить его в карету к Юлии Михайловне, убеждая изо
всех сил его превосходительство "взять покой". Но не понимаю почему не
настоял. Конечно Андрей Антонович не хотел и слышать о покое и рвался на
пожар; но это был не резон. Кончилось тем, что он же и повез его на пожар в
своих дрожках. Потом рассказывал, что Лембке всю дорогу жестикулировал и
"такие идеи выкрикивали, что по необычайности невозможно было исполнить-с".
Впоследствии так и доложено было, что его превосходительство в те минуты уже
состояли от "внзапности испуга" в белой горячке.
Нечего рассказывать, как кончился бал. Несколько гуляк, а с ними даже
несколько дам осталось в залах. Полиции никакой. Музыку не отпустили и
уходивших музыкантов избили. К утру всю "палатку Прохорыча" снесли, пили без
памяти, плясали камаринского без цензуры, комнаты изгадили, и только на
рассвете часть этой ватаги, совсем пьяная, подоспела на догоравшее пожарище
на новые беспорядки... Другая же половина так и заночевала в залах, в
мертво-пьяном состоянии, со всеми последствиями, на бархатных диванах и на
полу. Поутру, при первой возможности, их вытащили за ноги на улицу. Тем и
кончилось празднество в пользу гувернанток нашей губернии.
IV.
Пожар испугал нашу заречную публику именно тем, что поджог был
очевидный. Замечательно, что при первом крике "горим" сейчас же раздался и
крик, что "поджигают Шпигулинские". Теперь уже слишком хорошо известно, что
и в самом деле трое Шпигулинских участвовали в поджоге, но - и только; все
остальные с фабрики совершенно оправданы и общим мнением, и официально.
Кроме тех трех негодяев (из коих один пойман и сознался, а двое по сю пору в
бегах) - несомненно участвовал в поджоге и Федька-каторжный. Вот и всЈ, что
покамест известно в точности о происхождении пожара; совсем другое дело
догадки. Чем руководствовались эти три негодяя, были или нет кем направлены?
На всЈ это очень трудно ответить, даже теперь.
Огонь, благодаря сильному ветру, почти сплошь деревянным постройкам
Заречья и наконец поджогу с трех концов, распространился быстро и охватил
целый участок с неимоверною силой (впрочем поджог надо считать скорее с двух
концов: третий был захвачен и потушен почти в ту же минуту, как вспыхнуло, о
чем ниже). |